«Интересно, – подумала я, – с какого это перепуга Милана уступила этому пупсу свой кабинет?»

И тут же получила ответ на этот вопрос.

– Капитан Серов, – представился человечек и уточнил: – Отдел по обороту художественных ценностей.

– Екатерина Угрюмова, – представилась я в ответ.

– Угрюмова? – переспросил он разочарованно. – Но мне нужна Екатерина Плотицына.

– А, так это я и есть.

– А вы говорите – Угрюмова. Вы уж определитесь!

Поскольку он не предложил мне сесть, я сама придвинула себе стул, уселась поудобнее и только тогда ответила:

– Сейчас я – Угрюмова, по мужу, а Плотицына – это моя девичья фамилия.

– Ах, девичья! – Он облегченно вздохнул: – Интересно, интересно… Так это вашу картину украли? Значит, вы свои картины подписываете девичьей фамилией? Как бы псевдоним?

– Как бы нет. Когда я писала эту картину, я еще не была замужем. И подписала ее своей собственной фамилией. – Сама того не осознавая, я разговаривала с ним спокойно и терпеливо, как с маленьким ребенком. В соответствии с его внешним видом.

– Интересно, интересно… а теперь вы подписываете картины своей новой фамилией?

– Теперь я их никак не подписываю. Я уже очень давно не занимаюсь живописью. С тех самых пор, как стала Угрюмовой. То есть с тех пор, как вышла замуж.

На самом деле еще раньше, но я решила не уточнять.

– Интересно, интересно… а почему, если не секрет? – Он продолжал задавать вопросы с упорством бормашины, которая сверлит и сверлит зуб, невзирая на протесты пациента в кресле.

Тут у меня резко испортилось настроение. Мне совсем не хотелось объяснять этому целлулоидному пупсу, почему я бросила живопись. Этак и до проблем с мужем дойдет, а уж про такое я вообще не собиралась никому рассказывать.

Видимо, он понял что-то по моему лицу, потому что взмахнул маленькими ручками и проговорил:

– Впрочем, не важно… лучше ответьте вот на какой вопрос: как вы думаете, почему украли именно вашу картину?

– Вот уж этого я точно не знаю! На этот вопрос скорее вы должны ответить.

– Что ж, может быть, и отвечу… со временем. – Он наклонил голову и посмотрел на меня искоса, при этом в бледно-голубых его глазках появилось выражение… я не поняла, что они выражали, но явно были не похожи на кукольные.

– Еще вопросы у вас есть? – Я поерзала на стуле.

– Конечно! – Он побарабанил по столу своими детскими пальчиками и поболтал под столом ножками в детских ботинках, а потом спросил, пристально глядя на меня: – Как давно вы знаете Марию Валерьевну?

– Кого? – переспросила я удивленно.

– Хозяйку галереи.

– Милану?

– Ах, ну да, Милану.

Оказывается, на самом деле она Мария… ну и чем ее не устроило это имя? Хотя какое мне дело?

– Так как давно вы ее знаете?

– Несколько дней.

– Как это – несколько дней? – на этот раз он, кажется, удивился.

– А вот так. Неделю назад я о ней даже не слышала.

– Не слышали? Очень странно… а вот у меня имеются достоверные сведения, что вы с Миланой… с Марией Валерьевной Вуячич учились в одной и той же художественной школе. Как-то, знаете, одно с другим не сходится…

– Ну да, мы с ней действительно учились в одной школе, только она на несколько лет старше… то ли на пять, то ли на четыре. Вот вы, к примеру, помните тех, кто учился в одной школе с вами, но на несколько классов старше?

– Нет, не помню… – честно признался капитан, но тут же сделал строгое лицо и проговорил: – Вообще-то здесь я задаю вопросы. А вы на них должны отвечать, причем честно!

– А я и отвечаю… хотя один вопрос мне все же очень хочется задать. Почему такой незначительный повод привлек внимание нашей доблестной полиции? Подумаешь, украли одну работу, не представляющую никакой ценности…