У нее была договоренность, но у стойки регистрации ей сказали, что доктор Грубер на совещании, которое слегка затянулось. Эбби купила входной билет и, чтобы скоротать время, прошлась по залам музея. В длинной полукруглой галерее выстроились ряды массивных скульптур. Прочитав подписи, она поняла, что это надгробные памятники.
– Чтобы достичь живых, плыви средь мертвых.
Эбби обернулась. К ней сзади подошел худощавый мужчина в синем костюме. У него были редеющие волосы, открывающие массивный выпуклый лоб. Костистое лицо. Усы щеточкой, которые вышли из моды лет этак семьдесят назад.
– Миссис Кормак?
Его слова привели Эбби в замешательство. Даже в годы замужества она никогда не воспринимала себя как «миссис».
Она пожала протянутую руку.
– Доктор Грубер?
– Римляне считали, что мертвые оскверняют живых. И потому хоронили покойников за городскими стенами. Было невозможно попасть в римский город, не пройдя мимо склепов, которые порой тянулись на несколько километров. Именно это мы и пытаемся воссоздать здесь.
Грубер открыл дверь без таблички и по лестнице провел Эбби в свой кабинет. На столе у стены стоял какой-то аппарат бежевого цвета. Позади стола – высокие окна, в которых виднелся парк и высокое кирпичное здание на другой стороне озера.
– Вы знаете, что это? – спросил Грубер.
– Базилика императора Константина, – ответила Эбби. Она прочитала о ней в туристическом буклете, который нашла в отеле.
– Это был тронный зал дворца Константина Великого, когда тот правил империей отсюда, из Трира. Великий кайзер Константин, – пояснил Грубер, вертя в пальцах ручку. – Конечно, если сегодня спросить у людей, кто такой кайзер, они назовут вам футболиста Беккенбауэра.
Эбби улыбнулась, сделав вид, будто понимает его.
– А что это за здание рядом с вами?
– Там располагается местная администрация.
– Звучит не столь внушительно, как римский император.
– Но функционально – то же самое, разве нет? – Грубер прикоснулся к усикам. – Есть места, которые будто магнитом притягивают к себе власть. Тысячу семьсот лет назад Константин построил здесь свой дворец. С тех пор кто только не занимал его: и франкские графы, и средневековые архиепископы, и курфюрсты, и прусские короли, и вот теперь наша нынешняя местная администрация. Каждое поколение власти непременно занимает это место. Неужели они думают, что история упрочит их легитимность? Или в нас живет некое животное чувство, и мы помимо нашей воли невольно реагируем на такие места? Что греха таить, в них есть своя притягательность.
Эбби не раз слышала рассуждения мужчин о животном чувстве. Правда, обычно они имели в виду нечто другое.
Она плотнее натянула на груди кардиган и заставила себя посмотреть в глаза собеседнику.
– Вы сказали, что Майкл приезжал сюда, чтобы встретиться с вами.
Ручка в пальцах доктора Грубера замерла.
– Верно.
– Вы сказали, что могли бы сообщить мне о том, что он хотел.
– Я сказал, что не могу сообщить вам об этом по телефону.
– Он вам что-то привозил… фрагмент папируса. Хотел, чтобы вы провели анализ текста. Я читала письмо, которое вы ему отправили.
Во время работы в Косово она выучила несколько десятков немецких фраз. Это, а также интернет-переводчик и англо-немецкий словарь позволили ей понять в целом содержание письма. Из него следовало, что фрагмент папируса неизвестного происхождения получен и будет проведено его микрокомпьютерное сканирование. Результаты будут храниться в строгой тайне и о них сообщат только владельцу названной вещи.
– Если вы читали письмо, то знаете, что оно носит конфиденциальный характер. Результаты исследования я могу передать только мистеру Ласкарису.