– Вряд ли это что-то изменит… – грустно сказала Даша.

– Но что же делать?

– Уехать.

– Но я не могу без тебя!

– Тогда оставайся!

– Но мама… Она сказала, что…

– Что покончит с собой?

– Откуда ты знаешь?

– В прошлом году она говорила то же самое, – еле слышно напомнила Даша.

– Ты считаешь, она просто меня шантажирует?

– Ничего я не считаю! Просто, если она так говорит, ты должен ехать, и все.

– Но как же ты?

– Я? Проживу. И обещаю, что не покончу с собой! – вдруг сухо проговорила Даша. – И знаешь что, Юрик, давай сейчас простимся!

– То есть как? – поперхнулся Юра.

– Ну, помнишь, как хозяину было жалко отрезать сразу хвост собаке и он резал по кусочкам? Я не желаю быть этой собакой!

– Даша, ну что ты говоришь? Я не ожидал, что ты так…

– А чего ты ожидал? Что я буду тихо лить слезы?

– Но я приеду через год и…

– Вот через год и поговорим! Все, Юрик, я пошла!

Она вскочила из-за столика и выбежала во двор. Он хотел броситься за ней, но в этот момент официантка принесла ему бульон с пирожком, он замешкался, а когда выбежал на улицу, Даши уже и след простыл. Он посмотрел на часы. Через минут сорок она будет дома, и тогда он позвонит ей. Юра вернулся в кафе и принялся за бульон.

Даша бежала к метро. Как ни странно, слез не было. Только злость. «Он не побежал за мной, значит, испытал облегчение. Я ушла, и слава богу. Баба с возу, кобыле легче. Так мне, дуре, и надо!» Ей ужасно хотелось заплакать, но никак не получалось. Сейчас внезапно рухнуло то, что больше года дарило ей радость и горе, ощущение своей избранности, красоты, а взамен… Ничего! Вот если бы сейчас поделиться с кем-то, может, стало бы легче. Но мама на работе, бабушка на даче, Ольга на Кипре… Боль вдруг стала непереносимой, она застряла комком в горле и мешала дышать… Даша остановилась возле троллейбусной остановки и рухнула на скамейку. Она просидела минут десять, уставясь в одну точку.

– Эй, подруга, ты чего? – раздался вдруг тихий женский голос.

Даша подняла глаза. Перед ней стояла девушка лет двадцати и смотрела на нее с явным сочувствием.

– Тебе плохо?

– Нет, – хрипло отозвалась Даша.

– Да ладно, а то я не вижу! Чем тебе помочь? Ты, может, деньги потеряла?

– Деньги? Нет!

– А, ясненько, с парнем поссорилась! Ну ничего, это не смертельно, можешь мне поверить!

– Да нет, с чего вы взяли? Просто я… просто мне…

В этот момент подошел троллейбус, и народ, скопившийся на остановке, бросился его штурмовать, все, кроме девушки. Она присела рядом с Дашей и взяла ее за руку.

– Плохо тебе, да?

И столько искреннего сочувствия было в голосе этой незнакомой девушки, что Даша не выдержала, слезы градом хлынули по щекам, и она кивнула.

– Да, мне… плохо… Хуже не бывает!

– Бывает, ох, бывает, – засмеялась девушка. – Ты даже представить себе не можешь, как плохо иногда бывает человеку! – она глянула на часы. – Давай выкладывай, что у тебя стряслось?

И Даша, захлебываясь слезами, рассказала совершенно чужой девушке все.

– Так, – произнесла девушка, когда Даша умолкла. – Это, конечно, неприятно, но… не более того. Понимаешь, это не горе, это неприятность. Чуешь разницу?

– Но как же не горе? – растерянно спросила Даша.

– Милая, горе – это когда теряешь человека навсегда, когда он умирает, а пока он жив – это не горе. Ведь ты еще сможешь все поправить… Или он… А может, через месяц выяснится, что все даже к лучшему! Ты вон какая максималистка, а он… парнишка твой, он подкаблучник, маменькин сынок… короче, трус, а трусы – последние люди, они первыми предают…

Девушка говорила с такой убежденностью, что было понятно: все это она узнала на собственной шкуре и теперь хотела поделиться горьким опытом с младшей подругой…