Будто специально в этот день был бенефис Горецкой, и ему не пришлось придумывать речь, чтобы выяснить, где она живет. Его даже в зал пропустили без билета, так как шел уже второй акт. Да и роскошный букет оказался как нельзя кстати. Видимо, местные театралы были не столь щедры на материальные доказательства своей любви и преданности.

Чердынцев дождался завершения вечера, с удивлением и восторгом глядя на сцену. Горецкая, несмотря на возраст, была великолепна и поражала статью и силой голоса. Без особого труда, опять же с помощью букета, он прошел в театральное закулисье и нашел ее гримерку. Тактично постучав, был призван под светлые очи.

В гримерке она была не одна. Сухощавый старик с седыми буклями расположился на маленьком диванчике, но, когда Чердынцев вошел, тут же подскочил и стал похож на великовозрастного кузнечика в своем расшитом фальшивым золотом изумрудном камзоле.

Горецкая отложила веер и внимательно посмотрела на Макара.

– Это вам, Амалия Яновна, – протянул он букет с улыбкой и легким поклоном.

– Кто вы? – сухо спросила старуха, и Макар заметил, как она побледнела под толстым слоем грима.

– Милостивый государь, – влез старик, протягивая руку. – Позвольте представиться, Александр Карлович…

– Шура, помолчи, – остановила его Горецкая.

– Меня зовут Макар Чердынцев, – представился Макар.

– Как?.. – одними губами произнесла она. – Чердынцев?

– Да, Чердынцев-младший, – стал объяснять Макар. – Мой дед…

– Александр Карлович, – Горецкая развернулась к партнеру по сцене. – Позвольте вам представить отпрыска одного из моих старинных знакомых…

– Не-нет, мне кажется, мы с вами родст… – растерялся Макар.

– Вот уж никогда бы не подумала, что встречу кого-либо из этой семейки, – перебила его Горецкая. Лицо ее пошло пятнами, руки затряслись. – Зачем вы явились сюда? Уходите!

Старик с интересом переводил взгляд с одного на другого, но дипломатично помалкивал.

– Я могу все вам объяснить, – сказал Чердынцев.

– А я ничего не хочу знать!

– Когда дед умер, мой отец решил, что нужно найти родных…

Горецкая резко встала и опрокинула какие-то баночки, задев их рукой. Грудь ее тяжело вздымалась под кружевным жабо, глаза вперились в лицо Макара.

– Умер… умер… – глухо пробормотала она. – Я ничего не хочу знать об этом! Убирайтесь вон! Или я вызову охрану!

Чердынцев был молод, но хорошо воспитан. Однако в этот момент он и сам вспылил:

– Мой отец болен, и я приехал сюда лишь для того, чтобы исполнить его просьбу!

Горецкая, закрыв лицо рукой, качнулась:

– Скоро все его племя издохнет…

Чердынцев остолбенел. Наконец, швырнув букет старухе под ноги, он вылетел из гримерной и понесся прочь. Подобного исхода он не мог представить себе даже в самом страшном сне…

… Макар некоторое время следил за проезжавшими мимо него автомобилями, а затем накинул пуховик и вышел из своей машины. От холодного снежного порыва его немного повело, на глазах выступили слезы. Дрожа всем телом от смены температур, он торопливо направился к заправке, где взял двойной кофе и отошел к небольшой стойке у окна.

Все, что произошло с ним в тот далекий декабрьский день, превратилось в круговерть странных и, наверное, до сих пор до конца неосознанных моментов. И все эти пять лет Чердынцев жил так, будто сидел на раскрученной карусели, – и хотел бы слезть, да страшно расшибиться. Даже тот факт, что тогда он был практически мальчишкой, не особо разбиравшимся в жизненных перипетиях, не мог повлиять на то, какие выводы в итоге он сделал. Все он прекрасно понимал уже тогда. Просто максимализм в нем бурлил, как камчатский гейзер, горячо и мощно выпуская пар, за которым ничего не было видно.