– Кофе дайте нам, – приказал Барышев в еще не до конца закрытую дверь, – и покрепче, если можно, девушки!

Он обошел Егора, который посреди кабинета договаривал с Сашей Андронниковым, главой юридической службы «Кока-колы», секунду подумал, какое кресло выбрать, потом очень основательно устроился, как будто собирался просидеть за этим столом вечность, и, когда Егор нажал наконец кнопку отбоя на телефонной трубке, спросил с веселым интересом:

– Ты про обед-то серьезно спрашивал, Егор Степаныч, или шутить изволил?

– А что? – Егор сунул трубку в гнездо и крепко потер глаза под очками.

– А то, что ужин давно прошел, а ты – обед!

– Как – ужин? – переспросил Егор, неизвестно почему приходя в хорошее настроение. – Какой ужин? Где ужин?

– Я кофе у твоих мамзелей попросил. – Барышев распахнул кожаную папку, которую принес с собой.

– Кофе у меня уже к ушам подступает, – пробормотал Егор, – но с тобой выпью. У меня коньяк есть, французский. Будешь?

Какое-то смутное воспоминание осторожно пробралось по задворкам сознания, когда он предложил Барышеву коньяк, но у Егора не было сил его ловить.

– Наливай, – согласился Барышев. – У меня просьба к тебе, Егор Степаныч.

– Давай. – Егор налил по глотку коньяка в два пузатых тяжелых бокала и сунул один в протянутую руку Николая Николаевича.

– Я знаю, конечно, что юристы у нас самые загруженные, но мне тоже деваться некуда, – сказал Барышев, как бы извиняясь. – Батяня, – так они между собой называли Кольцова, и в этом была некая корпоративная причастность, доступная только самым приближенным, своеобразный пароль, обозначавший, что «мы с тобой одной крови», – батяня пансионатик покупает в Светлогорске, это там, на Балтике. Пансионатик старенький, бывший профсоюзный, задрипанный до невозможности. Мы его хотим снести и строить гостиницу, чтоб батяня там мог гостей принимать. Ну, в смысле не премьера, а кого попроще…

– Ну? – Глаза у Егора слезились, а под левым задергался нерв – всегдашний признак крайней усталости. – Чем могу помочь?

– Да там, понимаешь, концов никаких не найдешь, кто его продает и законно ли. А батяня загорелся – подай ему гостиницу, да и все тут.

– А земли много? – Егор снял очки и закрыл глаза.

– Немного, но есть, конечно.

– А пляж свой или государственный?

– Пляж государственный, а надо, чтобы был свой. – Барышев одним глотком влил в себя коньяк. – Я к тебе пришел, чтоб ты своих гавриков поторопил и сам все это дело проконтролировал. Если обычным путем пойдет, они только подписи полгода собирать будут, а мне к лету туда народ заселять…

– К лету ничего не выйдет, даже не надейся. Закон о частной собственности на землю знаешь где?

– В …де, – ответил Барышев энергично.

– Вот именно, – усмехнулся Егор. – Мои гаврики ведь не просто так тянут. Они профессионалы, но знаешь, сколько нужно телодвижений сделать, чтобы хоть что-нибудь сдвинуть?

– Ладно, ты меня не агитируй, Егор Степаныч, не на собрании.

– Да я тебя не агитирую! Я просто сразу говорю, чтобы ты не ждал от меня чудес. Тем более там погранзона, если я не ошибаюсь.

– Не ошибаешься.

– Ну вот… Бумаги оставляй мне, я сам буду заниматься, но никакого заселения летом не планируй.

– Ладно, ладно, – сказал Барышев добродушно, – самое главное, что я все это тебе спихнул. Теперь весь спрос с тебя.

– Это точно, – пробормотал Егор.

Он не стал бы отказывать Барышеву, даже если бы тот попросил посодействовать в покупке небольшого участка на Марсе или на Венере, но дело, о котором хлопотал зам по хозяйственной части, было не слишком приятным. Тимофей Кольцов в Калининградской области губернаторствовал, следовательно, должен покупать землю сам у себя. В погранзоне никаких частных пляжей не было и быть не могло. Конечно, все это не бог весть как сложно и давным-давно придуманы разные хитроумные схемы, но хлопот с этой гостиницей не оберешься. Барышев об этом знал, потому и пришел сам, чтоб Егор уж точно не отказался.