За дверью Леха услышал возню, сопение, мычание и стоны… Но не видел! Видеть! – вот главное, необходимое, жизненно важное условие! Чтоб уж без колебаний…

Выскочив в глухой двор, Ленчик застыл – высоковато. Да разве это преграда? Тем более когда слабый электрический свет в окне обещал полную картину происходящего, всегда найдешь способ туда добраться. В его случае подошел мусорный бак для пищевых отходов с надежной крышкой, Ленчик придвинул его, взобрался и наконец-то…

Кабинет крошечный, в нем не разгуляешься, само собой, и выбор поз крайне мал. Татуля стояла к окну анфас, упираясь ручками о стол, и судорожно хватала ртом воздух при каждом порывистом движении партнера сзади. У нее было отвратительно похотливое лицо озабоченной соитием самки, невидящий взгляд, а платье, которое покупал муж, вырвав у фарцовщиков лучший товар, платье болталось на бедрах. И две груди, которые Ленчик самозабвенно ласкал ночами, когда Тата допускала его к телу, грубо тискал сынок партайгеноссе Гена Белик.

Ленчик не рассматривал обстановку, натюрморт сам собой отпечатался в голове: бутылка армянского коньяка наполовину пустая, две рюмки (одна, упавшая набок), закуски на тарелке, конфеты в коробке. М-да, парочка давно уединилась, в перерывах они потягивали коньяк, слегка утоляли голод, затем утоляли другой голод – известно какой.

Ленчика словно опустили в чан с кипятком, потом – со студеной водой, потом – снова в кипяток… Появилась потребность присесть и переждать, пережить состояние взрыва внутри и полного умирания. Да, так: разрыв всего тела, грохот, осколки и… адский покой, где нет ни земли, ни неба, ни жизни, ни одной божьей твари.

А он отправился в зал. Кто-то услужливо поднес рюмочку, Ленчик отказался, показав ключи от машины, дескать, за рулем я, нельзя. А его и не тянуло залить крах всей своей жизни спиртным, без этого подогрет он был достаточно. Но стоило принять малость, Шатун разгромил бы кабак, и куда попал бы?

Вскоре появилась Тата и… не заметила мужа – куда там заметить, после таких-то трудов! Села она на стул, выжатая, как мочалка, блудливо улыбалась, так же блудливо ее глаза двигались по залу, попадали на мужа, но… Тата его не видела. До него дошло, почему она испугалась, когда он приехал домой: если б муж отправился с ней на банкет, случка не состоялась бы. Но вот и самоуверенный Гена Белик, блондин с синими глазами и сладострастно смазливой рожей, приземлился на соседний стул, взял бутылку…

Ленчик скользнул глазами по лицам и горько усмехнулся. Он ловил на себе опасливые и жалостливые взгляды, значит, для всех этих кабатчиков не новость, куда и зачем уединялись Тата с Беликом. И никто даже намека… Обидно, что Ленчика держали за дурака. Он встал, громко попрощался со всеми, тогда-то жена, наконец, заметила его, а догнала уже у выхода:

– Леонид, подожди!

Честно говоря, он офонарел, когда Тата шла к нему: личико строгое, недовольное, голос отчитывающий:

– Ты в каком виде притащился! Тебе что, надеть нечего? Сам позоришься и меня позо…

Ленчик очень старался переродиться в белую кость и кровь голубую, воспитать в себе аристократа хотя бы духа, раз не тянул портретом. Но какой аристократ не врежет изменнице? Да что там, короли за измену по шее супруги топориком, топориком… Правильно делали! Вот и Ленчик не сдержался. Как дал наотмашь…

Оплеуха сбила Тату с ног, бедняжка проехалась по паркету на пятой точке и врезалась в стенку! Инстинктивно она обхватила дурную головушку руками, свернулась в позу эмбриона и не пикнула! Думала, он продолжит колотить ее, на крики сбежится кабацкий люд, она будет посрамлена уже тем, что ее, великолепную и прекрасную, метелит муж как простую бабу. А Ленчик пошел прочь. Он задыхался от нехватки воздуха, без которого даже рыбы не живут. Вот такая история…