– Эта сука кому-то звонила.

Водила дернулся: фразу сказала женщина!!! Стало быть, она участвовала в перестрелке. Женщина – убийца?! Южин считал, это выдумки телевизионщиков, чтоб киносюжеты интересней были, на самом деле такого в природе не существует – какой же он наивный в сорок шесть лет. Но раз она на связи, значит, трубка Ксении в ее руках, следовательно…

– Суку оставь себе, – внятно произнес Шатунов.

– Что, что? – раздалось из трубки. – Ты кто?

– Я Шатунов Леонид Федорович…

– Леха, на хрен ты ей имя свое…

Южин осекся, так как жест свободной руки Шатунова означал: заткнись немедленно, а слова он адресовал той, которая держала трубку Ксении:

– Если Ксения жива, я дам больше в два раза. Даже если она ранена. Только уйдите оттуда, оставьте ее мне. Но не дай бог она…

– Подавись своими угрозами! – получил он в ответ.

– Тогда молись. Ты запомнила мое имя?

– Запомнила.

– А у тебя хорошая память? Запоминай еще: я тебя и тех, кто сейчас с тобой, найду. Где б вы ни были – найду. Молитесь, чтоб смерть пришла к вам до того, как встретитесь со мной…

Он услышал мужской голос: «Уходим!» – и трубку Ксении отключили.

Вот она – деревня. Точнее, ее часть, в прошлом так называемый аппендицит, в настоящем – пригород для толстосумов.

Людей из живописной зоны выселили… Нет-нет, никого силком не сгоняли с насиженных мест, танками не давили, а выкупили участки или переселили в благоустроенные городские квартиры, ведь кое-кому нелегкая крестьянская доля осточертела. Затем провели коммуникации, построили особняки один больше другого. Наконец, и сюда пришла мадам цивилизация, жители активно подключались к трубам, ведь не у всех имелся тот же водопровод. Так что соседство принесло обоюдную пользу: деревенские поставляют продукты и рабочую силу, взамен получают рублики. Примечательно, что особняки не охраняются, даже заграждения нет, на всю деревню один участковый – вот и вся охрана. Выстрелы он наверняка слышал, но неизвестно, что подумал, до сегодняшнего дня войны, характерные для городов девяностых, обходили этот уголок стороной. Да и какая польза от участкового, одного-то?

– Стас, звони в «скорую» и вызывай полицию, – в трубку приказал Шатунов, выглядевший обманчиво спокойным, подозрительно спокойным. – Скажи, слышали перестрелку в Пухове, пусть срочно выезжают.

– Ну да, вдруг она жива, тогда нужен врач… – согласился с ним Южин. – А что полиции скажешь, почему мы здесь?

– Посмотрим. Стоп, мы на месте!

Одновременно визгливо затормозили три легковые, ехавшие за джипом, упершись в ограду носами. Других машин на улице не было, не слышалось и удаляющегося звука мотора. Едва приоткрылись дверцы и из салонов автомобилей, покрытых плотным слоем пыли, показались головы, Шатун замахал им:

– Назад! Догоните их!

– Кого? Где? – вытаращился Крючко (между собой – Крючок).

– Убийц, – рявкнул Шатун, открывая кованую дверь ограды. – Учтите, у них стволы! Они стреляли… Добудьте мне хотя бы одного живьем, одного!.. Только не сдавать полиции, сам разберусь.

На последней фразе он помчался к дому, вынимая пистолет. Свой долг – находиться рядом с шефом – водитель понимал буквально, поэтому, прихватив монтировку (смех – да?) поторопился за Шатуновым, бросив парням сумбурной скороговоркой:

– Вы через деревню напрямки… Выедете на трассу, тут другой дороги нет. На трассе никого не будет, кроме убийц. Кто-нибудь… останьтесь, а?

Безусловно, банда убийц могла находиться еще внутри шикарного особняка или где-то в саду, ведь Южин доставил шефа молниеносно. Следовательно, двое против неизвестного числа вооруженных лиц – это неоправданный риск, особенно с монтировкой в руке. Но кто сказал, что бандиты приехали и уехали? А если они пешком ходят-бегают? Если они где-то здесь, за кустами притаились? Потому Южин и озирался по сторонам с опаской, несмело следуя за шефом.