Я же мысленно выдыхаю по другому поводу. Значение слова «сюрприз» разгадано. И к счастью, это всего лишь розы, а не присутствие в столовой брата и сестры Измайловых с чемоданами и новостью: «Теперь мы будем жить вместе… большой и дружной семьей!»

От чего-то даже аппетит появляется, и я спешу избавиться от совершено ненужного мне знака внимания.

– Светлана, заберите цветы и… поставьте их, пожалуйста, в спальне.

В какую именно комнату отправится букет, нет сомнений. Ту, где я больше не обитаю. Прислуга еще не знает, а вот Рома легко догадывается. То-то глаза прищуривает, внимательно изучая всю меня. Лицо, шею, руки. Медленно, внимательно, детально.

Я же, помня о голоде, тянусь за свежей, еще теплой булочкой, после – тонко нарезанным огурцом, сыром и беконом, и делаю себе бутерброд. Огромный, аппетитный, какой люблю.

Осматриваю его с обеих сторон, примеряюсь и, широко открыв рот, беззаботно откусываю приличный кусок.

Так не положено есть в высшем обществе? Нужны нож и вилка?

А мне по барабану!

– Ты решила сегодня остаться дома?

Оставив без комментариев ситуацию с цветами и поведение за столом, Рома переводит тему на нейтральную, разглядывая мой наряд. В душе я ему даже благодарна. Он не портит аппетит разборками, а позволяет нормально перекусить.

– Нет, поеду в детский дом, как и планировала. Думаю, деткам не важно, как выглядит человек, который приезжает подарить им немного тепла. Главное, открытое сердце. Они чувствуют искренность, а не дорогое платье и браслет за несколько сотен тысяч рублей.

Взмахиваю рукой, тем самым привлекая внимание к кожаному аксессуару на запястье.

– И всё же я бы советовал эту безвкусицу заменить.

Зотов перехватывает мою ладонь, брезгливо поддевает широкую полоску дешевого украшения…

Я четко фиксирую момент, когда он замечает дело рук своих – синяки.

Линия челюсти напрягается, крылья носа раздуваются.

Ну и, ми-и-илый? Нравится?

– Ты права, сегодня напульсник тут вполне уместен, – произносит Зотов уже иным голосом.

При желании, если подключить воображение, в нем можно попытаться уловить нотки раскаяния. Как и в жесте. Удерживая мою руку, Роман легонько поглаживает большим пальцем кожу на запястье.

Я не пытаюсь ничего улавливать и медленно беззвучно выдыхаю, когда удается избежать его прикосновения. Ночные воспоминания так же свежи, как и синяки. И радости не доставляют.

– Прости.

Ого. Прости…

На секунду теряюсь.

А потом иду ва-банк.

– Простить… только за это? – демонстрирую руку с напульсником. – Или за что-то еще?

Серые глаза мужа на мгновение застывают и вновь становятся самими собой. Холодными и нечитаемыми.

– Только за это. Ты моя жена, Арина. Я взял лишь то, что и так принадлежит мне. Супружеский долг – не насилие. Загоны только в твоей голове, – фразы звучат отрывисто и четко. – Поменяй своё отношение к ситуации, и всё снова наладится.

– Имеешь ввиду – смириться с любовницей?

Хмыкаю и качаю головой.

– Всего лишь на четыре месяца. Я уже говорил.

– А если смертельный диагноз Измайловой – ложь? И мать твоего ребенка выживет? Что тогда? Обрадуешься и, наконец, меня отпустишь?

Давай же, удиви!

Хотя куда уж больше? Я сижу и обсуждаю с мужем его бабу и их будущую совместную жизнь. Кошмар.

– Я видел документы. У Киры нет шансов.

Зотов говорит так убедительно, что я нехотя начинаю ему верить. Однако, пользуясь возможностью, пытаюсь прояснить все моменты для себя подробнее.

– Ну, а если ты ошибаешься?

Качает головой.

– Исключено.

По глазам вижу, что доказывать что-то на словах глупо. Он реально верит в то, что произносит.