Даже сквозь закрытые веки я почувствовала, что джинн скользнул по мне взглядом угольно-черных глаз — будто ожег. Не иначе как сожалел, что не полюбовался моим телом, качающимся в петле.

— Мы заключили сделку, — глухо сказал он. — Я дарую всем нам забвение.

— Забвение, значит? — В голосе Хафиза не слышалось великой радости. — Спасибо, конечно, о большем и не мечтал. А ты не собирался сначала спросить у меня — хочу ли я забвения?

Я наблюдала за Редьярдом сквозь опущенные ресницы. Увидела, как он вскинулся, рука дрогнула, расплескав вино.

— Нет, не подумал, представляешь! — язвительно сказал он, переходя с высокопарной иноземной речи на язык моего народа. — Я и вообразить не мог, что кому-то понравится быть рабом. Выполнять их прихоти! Я свой выбор сделал! Забвение — единственный выход!

— То есть смерть? — сказал Хафиз, как отрезал. — Да, знаю, нас не убить. Но забвение ничем не лучше!

— Это свобода!

— Настоящую свободу ничто не заменит, — грустно сообщил старичок. — Хотя что ты знаешь об этом, мальчик? Я дольше тебя прожил на свободе. Я любил женщин, вырастил детей, я видел эту жизнь. А что успел увидеть ты? И хочешь лишь одного — забвения?

— Женщин я тоже любил, — фыркнул джинн, и мне, хоть никто давно не обращал на меня внимания, захотелось закрыть лицо руками от стыда.

— Ты их не любил, ты их имел, — усмехнулся Хафиз. — Ты не знаешь любви. И согласен навсегда отказаться от нее? Забвение! Мальчишка!

— Я не желаю быть рабом! Уверен, пленница перстня и пленник алмазного венца согласятся со мной! А тебе… придется пойти с нами. Я позже объясню, что нужно сделать.

Хафиз в несколько глотков осушил кубок с вином, вытер алые губы и сказал:

— Пойду, почему нет! С одним условием. Девчонка выпустит меня из кувшина и не станет держать на коротком поводке. И мне забвения не нужно, благодарю покорно. Вернете обратно в академию. Может, и ты со мной останешься? Какая-никакая власть! Ты бы посмотрел на эту молодежь! Кто-то плачет! Кто-то просит пощады! Некоторые здесь не на один день застревают…

Похоже, Хафиз искренне любил свою работу.

— Только вам придется отыскать мое вместилище. Кувшин хранится в музее академии.

В музее! Отлично! Едва ли музей академии занимает много места, я без труда отыщу кувшин. Главное, что сам Хафиз не против отправиться с нами.

Джинны какое-то время молчали. Редьярд набрал горсть орехов и задумчиво их жевал.

— Прости за это, — сказал Хафиз. — За испытание. Само получилось. Арка почувствовала твою боль, ну и…

Яр поднял ладонь, мол, не стоит об этом.

— Не хотел об этом упоминать, но ты ведь знаешь, что одно желание можешь заполучить для себя? — вкрадчиво сказал Хафиз, чуть наклонившись в мою сторону. — Достаточно лишить невинности хозяйку артефакта. Сама судьба привела ее в твои руки. Когда еще представится такая возможность? Вместилища обычно не попадают во владение юных дев.

Волосы на моих руках встали дыбом от ужаса. Не для того ли джинн придумал особое условие? До заката осталось несколько часов, а потом Яр будет волен делать со мной, что захочет! Сердце заколотилось в груди, когда я представила, как он расстегивает пуговицы на моем платье — быстро, деловито, а выражение на лице все такое же презрительное и бесстрастное. Кто станет заботиться о чувствах былинки?

Но я знала... Знала, на что иду! И согласилась! Что же теперь…

По щеке сползла слезинка. Никто не заметил ее в полумраке шатра. А если заметили… Им плевать.

— Какая твоя забота? — пренебрежительно произнес Яр. — Девочка моя, желание тоже мое.