— Ненавижу тебя! — прошептала я. — Как же я тебя ненавижу, погань.

15. *** 15 ***

Джинн никак не отреагировал на мою неприкрытую ненависть и ничуть не изменился в лице, но его ответ заставил кожу покрыться мурашками.

— Не боишься, что на закате, когда придет время исполнять свою часть договора, я тебя придушу? — спокойно спросил он.

А смотрел так, что стало ясно: не шутит.

— Не боюсь! — выпалила я, вовсе не чувствуя той отваги, что звучала в голосе. — До смерти не задушишь. У нас договор!

Джинн криво усмехнулся. Ох, не нравилась мне эта отвратительная улыбочка!

— Нельзя нарушить сделку, — неуверенно произнесла я. — Ты ведь…

Сердце заколотилось как бешеное.

— Ты ведь не солгал? Время можно повернуть вспять? Мы… Я… Если я соберу все артефакты, моя семья останется жива? — торопливо заговорила я.

— Солгал, — ответил он. — Или не солгал. Ты все равно этого не узнаешь, пока не соберешь артефакты.

По непроницаемой физиономии джинна невозможно было понять, какой вариант истинный. Он насмехался надо мной, продолжит глумиться и дальше. Пора брать себя в руки и перестать вестись на провокации.

Я некоторое время молча завтракала: отщипывала кусочки от краюхи и ковыряла желток подгоревшей яичницы.

— Ладно… Раз уж нам пришлось заключить временный союз, постараемся не вести себя как дикари. Хочешь есть?

— Я не нуждаюсь в еде.

— Ну… Понятно. Не нуждаешься. Но, может, хочешь попробовать, что едят люди?

— Нет аппетита.

Я вскинула взгляд и прикусила язык, с которого готово было сорваться язвительное «Из-за меня?» Спокойствие! Союз, мир, цивилизованные воспитанные люди! Во всяком случае, я.

— Как тебя зовут?

— Тот, кто первым вызвал меня из браслета, назвал Редьярдом.

— Редьярд? Разве могут быть у джиннов такие имена? — не поверила я.

— Настоящее я тебе не скажу.

— Может, я стану называть тебя «раб браслета»? — не удержалась я. — Как ты меня — зайчишкой!

— Лживым зайчишкой, хозяюшка. Можешь называть как твоей душе угодно, но это не значит, что я откликнусь.

Я сжала кулаки и со свистом втянула воздух сквозь сомкнутые зубы. Разговаривать с джинном все равно что пытаться пробраться сквозь запутанный лабиринт или решить сложную шараду: необходимо следить за каждым словом.

Редьярд, значит. Стоит признать, это имя удивительно подходило джинну. В нем звучала и ярость, и яркость.

— Яр… — негромко произнесла я, приноравливаясь. — Яр.

Как ни странно, возражать джинн не стал. Я допила гадкое на вкус пиво, собираясь с мыслями. Хотя по утверждению подавальщицы напиток был слабым, я все же слегка захмелела и ощущала в себе невиданную доселе храбрость и наглость.

— Я очень мало знаю о джиннах, — призналась я. — Скажи, как ты узнал о…

«Смерти», «гибели»… Слова царапали горло.

— О трагедии в моей семье. Ведь тебя там не было.

— Я знаю все, что случилось в жизни моего хоз…

Теперь ломало джинна.

— Хозяина браслета, — выкрутился он. — Все, что он видел своими глазами, и все, что он сам знает об окружающем его мире. Мне не надо учиться правилам этикета, изучать геральдику или расспрашивать о событиях твоего детства. Эти знания приходят сами и постепенно. Оживают, словно воспоминания. Не сразу… Сначала я узнаю самое важное, как, допустим, убийство твоих родителей. И чуть больше, чем ты. Твой отец умер не сразу, он успел увидеть, как барон Фарли несколько раз воткнул нож в грудь твоей матери, однако был слишком слаб, чтобы помешать.

Джинн произнес последние фразы таким будничным, таким скучным тоном, что я не сразу осознала ужас сказанного, а когда осознала — заледенела до кончиков пальцев на ногах. Кровь отхлынула от щек, руки затряслись.