— Теперь понятно, почему я не видел его раньше, за такой-то тонной камуфляжа, — сказав это вслух, Яр растирает адскую смесь пудры и тонального крема на своих пальцах. — На вкус, кстати, это так же, как и выглядит — не очень.

Пропускаю мимо ушей немой вопрос подруги и ее непонимающий взгляд, молча доедаю обед и жду остальных.

— Вик, я еще покурить схожу, так что, иди.

— Окей, Ир.

Направляюсь к одному из лифтов. Пока жду, покупаю горячий шоколад в автомате. Двери раскрываются, Власов-старший улыбается мне своей тяжелой улыбкой из кабинки. Вхожу, делаю маленький глоток. От моего босса веет холодом и властью. Ничего плохого ему не сделала. Тружусь, не опаздываю. Но рядом с ним ощущаю себя вечной «косячницей».

— О! Папа! — присоединяется к нам и младший. Вот только Яра здесь сейчас не хватало! — Я к тебе попозже зайду по поводу одного дела.

— Какой этаж? — мой начальник обреченно вздыхает, игнорируя слова сына.

— Нам с Никой, — Ярослав закидывает свою руку мне на плечо. — На семнадцатый, — нагло забирает и пьет мой напиток.

Я стою, не шевелясь. Власов-старший смотрит на меня и мотает головой.

— Когда ты уже за голову возьмешься, сын? — в его голосе столько осуждения, мне тут же становится не по себе. — Медведева, да?

— Да, Павел Семенович.

— Немного еще его потерпите, до перевода чуть-чуть осталось. Как только он в главный офис перейдет, вы все тут сразу вздохнете с облегчением.

Лифт останавливается. Мой босс выходит, окинув сына еще раз взглядом. Яр, пользуясь случаем, отдает ему пустой стаканчик, указывая на урну. Его отец громко цокает. Видимо, сын еще ни разу не оправдал надежд своего папы.

Как только двери закрываются, и лифт отъезжает, Яр тянет руку к панели.

— Что ты… — договаривать смысла нет, кнопка «stop» уже зажата его пальцами.

— Я тут подумал, ты даже без своего дикобразьего платья колешь меня, куда бы я не притронулся. Но… — он делает шаг в мою сторону. Я тут же отступаю.

Я нервно сглатываю. Клаустрофобии у меня никогда не было, но в присутствии этого мужчины стены очень сильно начинают давить, а кислород стремительно уменьшается.

— Кое в чем я очень хочу убедиться. Кажется, на днях мне что-то показалось…

Я отступаю назад еще на один маленький шажок, дальше некуда. Спиной врезаюсь в зеркало лифта. Яр выставляет руки вперед и упирается ими, чтобы зажать меня между.

— В этот раз я тебе такого удовольствия не доставлю, — он блокирует мои ноги, вжимаясь в меня пахом.

… дыхание перехватывает. Даже если бы я зарядила ему по яйцам, это меня в данной ситуации все равно не спасло бы.

— Я сейчас на презентацию опоздаю, — отчетливо слышу колебания своего голоса.

— А ты не опаздывай, — он ухмыляется, глядя в мое лицо. — Ника, всего-то один поцелуй и мы едем дальше… Видишь, как со мной просто договориться. Легко! Просто не нужно артачиться.

— Но если я не хочу? — дрожь с голоса перекидывается на все тело. Чувствуя себя трусливым зайцем, который трясется.

— Что значит «не хочу»? А ты постарайся.

Кажется, я понимаю, что чувствует беззащитный зверек, зажатый в когтях хищной птицы. Бежать некуда… Секунда и… поцелуй накрывает меня… частично еще и мой разум.

Я — мумия, статуя, холодный камень, который сопротивляется из последних сил. Но, черт возьми, почему-то мне делать это сложно. Но я все еще стою, не шевелясь и не отвечая.

— Ну-у… — он отодвигается от меня и смотрит в глаза. — Малыш, так мы тут до ночи проторчим. А ночью у меня такой дикий стояк, мало не покажется.

Губы Яра опять льнут к моим. Черт возьми, черт возьми! Он оттягивает мои губы, терзает их. И в какой-то момент наши языки сплетаются в диком танце. Приятный трепет разносится по всем моим клеточкам. А он целует так жадно, ненасытно, вжимаясь в меня эрекцией. И вместо того чтобы оттолкнуть наглеца, я понимаю, что с радостью отвечаю ему.