– Что там такое? – спрашиваю, не выдерживаю уже. Умеет она успокоить, ничего не скажешь.
Глафира глаза на меня поднимает и тут же опускает их, зажигая еще больше свечей.
– Буря там, детка. Шторм.
Этой ночью у меня резко хватает живот. Воды отошли, и начались роды. На месяц раньше.
Глава 12
—А-а-а-а! А-а-а-ай, больно!
– Тужься давай, дыши. Раз, два, три, тужься!
– А-а-а-ай!
Я в областном роддоме. Глафира отправила меня в больницу, довез какой-то ее сосед, потому что скорая бы просто не доехала в такую глушь. Все в какой-то спешке, и мне так страшно, что я держусь изо всех сил за поручни этого кресла и не знаю, что делать.
Я одна, какие-то чужие люди, Глафира осталась дома, и я помню, что у ее двора какая-то еще машина стояла с выключенными фарами. Кто это был… почему я вообще думаю об этом, боже, Тася, соберись!
Роды начались на месяц раньше, и вот уже десятый час я рожаю, хотя кажется, что умираю.
Тот момент, когда борешься сама с собой и нет уже пути назад, я должна быть сильной ради малыша. Только ради него постараться.
Дорога была очень тяжелой, я сильно перемерзла, машину пару раз заносило на льду, и если поначалу я чувствовала, как маленький в животе пинается, то сейчас я уже давно не слышу толчков, и никто мне ничего не говорит.
Смотрю на акушерку. Пожилая тучная женщина в маске. Часто курить выходит, отвлекается на звонки, как будто я могу роды на паузу поставить, и мне тошно уже от этой халатности, а поделать ничего не могу, сейчас я совсем беззащитна.
Наверное, партнерские роды – это здорово. Я слышала, мама когда-то рассказывала сестре, что ее подруга во Франции так рожала. У меня же рядом никого близкого нет. Ни мамы, ни сестры, ни мужа.
Стас. Наверное, он уже давно забыл меня, тогда как я о нем помню каждую секунду, и эта адская боль в животе только подогревает мою память.
Живот каменный, спина, кажется, сейчас воспламенится от жжения, и я не могу раскрыться вот уже столько часов. Я всегда была чувствительна к боли, а тут… меня просто накрывает, и я не думала, что это ТАК больно. Ощущение такое, что живот сейчас расколется и я истеку кровью.
Никакого УЗИ мне не делали, сказали, кабинет на ремонте, аппарат сломался, и все так долго было, никто никуда не спешил, так что в родильный зал я попала только минут через пятьдесят.
Здесь воняет дезинфектором и скрипит мигающая желтая лампа. Я совершенно не готова, не брала никаких медикаментов, пеленок. Глафира в дорогу только немного денег в руки дала, и все.
Я вся дрожу на этом кресле. Меня раздели, здесь так холодно, словно вовсе нет отопления. Мне дали какую-то накидку на грудь, но она совсем не греет.
Они перешептываются, глазеют все на мою маску, хотели ее сорвать даже, но я не дала. Смотрят на меня как на чудовище, полоумной зовут, шепчутся, но мне плевать. Я должна справиться, потому что малыш – это то единственное, что не дало мне погибнуть все эти месяцы с разбитым сердцем, и он будет жить, чего бы мне это ни стоило.
– Так, дорогуша, ребенок что-то плохо совсем идет! Я уже устала с тобой тут тягаться. Ну-ка, давай, девочка, тужься изо всех сил!
Акушерка давит на мой живот большими руками, а мне больно. Я не знаю, правильно ли она делает, а может, только хуже.
– А ну, поучи тут еще меня! Дура несмышленая! У меня стаж тридцать лет, так что рот закрыла и дыши, не то в одиночестве рожать будешь. У нас праздники, все отмечают, и я тоже хочу домой, так что старайся! Тужься давай, быстрее!– Нет, не надо так, мне больно! Не давите на живот, отойдите от меня, вы навредите ребенку!