И тогда Лия услышит (услышит всей кожей!), как тихо скрипнет дверца кухонного шкафчика, как чуть слышно звякнет стекло – дважды или трижды, – а потом вилка неуверенно застучит по тарелке. А если она, эта непослушная вилка, «стратит» – то есть не наколет картофелину на свои редкие зубцы, – полетит на пол или в стену. А папа скажет что-то такое, чего никогда не сказал бы в присутствии Лии. Хотя Лия давно знает значение многих взрослых слов. Только старательно скрывает это.

Прислушиваясь к звукам, Лия делала вид, что с удовольствием рисует. Даже язык намеренно высунула, хотя она никогда не рисовала утром и не было сегодня на то никакого желания. Она рисовала цветы. Каждый цветок – это зашифрованный час! Цветков до следующего утра было двадцать четыре. Целый сад! И Лия решила, что каждый час будет зачеркивать один цветок, пока не выкосит весь этот сад!

– Рисуешь? – заглянул в комнату папа.

Его лицо было веселым.

– Может, пойдем прогуляемся?

Лия тоже посмотрела на него веселым беззаботным взглядом. Она давно выработала его, чтобы казаться маленькой. И кивнула.

Послушно и быстро стала собираться – шорты, футболка, сандалии. Только носков не нашла. И не было на то времени, ведь папа уже стоял на пороге и с недовольным видом крутил нижний замок.

– Чертовщина какая-то, – сказал он.

И Лия, отстранив его руку, повернула верхний.

Дверь открылась.

Они вышли на улицу.

Гулять с папой давно вошло в ее обязанности. Хотя мама с бабушкой думали наоборот!

Они часто отправляли их пройтись, «ведь ребенок хочет на качели». И Лия покорно кивала головой, хотя на качели ей совсем, ну совсем-пресовсем не хотелось! А если хотелось, то она бежала туда сама и смело взлетала до небес, без всякого взрослого контроля над своими действиями.

Мама и бабушка не знали, что маршрут, намеченный ими для нее и папы, никогда не проходил через детские площадки и любую прочую ерунду. И Лия всегда удивлялась, что они этого как бы не замечают!

Папа взял Лию за руку.

Лия знала, что таким образом он будет держаться прямее и увереннее, как любой другой отец, который вывел ребенка на прогулку. Они сели в троллейбус и поехали в центральный гастроном. Так было всегда.

Лия знала, что, проходя мимо вывески, папа улыбнется ей и спросит:

– Хочешь ситро или молочный коктейль?

Тут Лия должна весело улыбнуться в ответ и сказать:

– Коктейль!

И тогда папа пошутит:

– Ну, ты меня совсем разоришь на этих коктейлях! Что ж – воля твоя! Ударим по коктейлям!

И все это – «пароль-отзыв» – будет выглядеть так, будто Лия сама захотела зайти в гастроном.

Так и сейчас.

Папа оставил ее у высокого столика, а сам пошел в очередь.

Вернулся, неся в руках два стакана – с белым и красным.

– Пей свой коктейль, сладкоежка, – сказал он и добавил: – А я – виноградный сок!

Лия молча кивнула и сунула нос в стакан с белой пеной.

Краем глаза она следила, как быстро, со вкусом, папа пьет свой сок.

– Ну и жара сегодня, – сказал он, вытирая рот ладонью. – Хочешь еще?

Лия энергично затрясла головой и взяла папу за руку, мол, пошли.

– А я хочу! Придется тебе подождать своего папу! – сказал он и снова встал в очередь.

На улице Лия сказала:

– Поехали домой! – и крепче сжала его руку.

Вот где начинается настоящая мука – ехать в троллейбусе!

Лии казалось, что все на них смотрят. Особенно после того, как папа, дав кондукторше вдвое больше денег (Лия точно заметила – вдвое!), похлопал ее по щеке и ласково сказал: «Лапа!..»

А кондуктор повела носом в воздухе, фукнула и, отстранив его руку, сказала: «Смотри, ребенка не потеряй, „лапа“», – и, укоризненно покачивая головой, прошла дальше.