Кадры из риксдага сменились кадрами из штаб-квартиры ООН в Нью-Йорке.

Аннели не представляла себе, как долго это продолжалось. Тридцать, а может, сорок пять секунд. Но речь шла о том автомобиле, о них, о ней.

Она вернулась на балкон покурить, перегнулась через перила, чтобы лучше видеть виадук и туннель, стояла на цыпочках, едва касаясь ногами холодного пола.

Сирены умолкли. Теперь лишь ветер да музыка, долетающая из открытого окна ниже этажом.

Аннели чувствовала себя легкой, как перышко, и еще больше перегнулась через перила. А вдруг она упадет? Будет ужасно больно.

Это она сказала Лео, где заказать парики, она сказала, что сумеет превратить их в двух иммигрантов. Она причесывала их и гримировала, и первые несколько раз оба просто помирали со смеху. Она придумала и сшила воротники, которые масками закрывали лица, и Лео сказал, что они замечательные, впору продавать их другим грабителям.

Вон они, наконец-то.

Она стояла на балконе, смотрела, как они выходят из туннеля, освещенные короткими уличными фонарями. У каждого на плече сумка, из которой торчит хоккейная клюшка, а внутри автоматы и больше миллиона крон.

Вон они, идут.

Ее захлестнул жар, какой она ощущала, когда они занимались любовью, а еще когда она впервые увидела Себастиана, липкого, только что родившегося, у себя на животе.

Она хотела броситься к двери, но не стала – Лео незачем видеть, как она волновалась. Ему это не понравится.

Первым вошел Яспер. С таким видом, будто вот-вот взорвется, будто непременно должен что-то ей говорить, снова и снова, в разных вариантах. Он прошагал в гостиную, поставил сумку на пол, включил телевизор (давай быстрей, Лео, черт побери, иди смотреть!) и то ли рассмеялся, то ли запел, в нем все еще гуляли остатки (We!) адреналина (Made!) оттого, что он сунул (The!) автомат в рот другого человека, он сбросил куртку (Front!), рубаху и футболку, все это крепко пропахло по́том (Page![28]), расшнуровал ботинки, снял брюки, и под нижним бельем стала заметна эрекция.

За ним явились Феликс и Винсент. Победоносно вскинув руки над головой, широко улыбаясь и радостно восклицая, они по очереди заключили ее в объятия, и, как от Яспера, от них разило потом, затем оба упали в кресла, с облегчением и гордостью. Наконец послышались и его шаги. Лео.

Целуя его, Аннели прошептала:

– У них нет ни одной зацепки, я только что слышала, в новостях.

– Они успели запереть сейф.

Он прошел мимо нее на кухню, с пластиковым пакетом, полным мобильных телефонов, и принялся открывать их один за другим.

– Сейф?

Лео вытаскивал сим-карты, резал их кусачками.

– С деньгами.

Плеснув в мисочку ацетона, он побросал туда обрезки сим-карт, чтобы растворились.

– Но по телевизору только что сказали… сказали, что вы взяли миллион.

– И не взяли девять.

– Не взяли?

– Девять миллионов крон в запертом сейфовом отсеке. По моей вине. Ведь я… больше такое не повторится.

Он переложил мобильники без симок в матерчатый мешочек.

– А как остальное?

– Что “ о стальное”?

Туго перетянул мешочек шпагатом, чтобы не развязался.

– Мои воротники?

– Лучше не бывает.

– А грим? Он…

– Сработал.

Из ящика под мойкой Лео достал молоток, положил матерчатый мешочек на разделочный стол и несколько раз ударил по нему молотком, пока вдребезги не разбил все четыре мобильника.