– Там, на стене, кнопочка вызова, и, если что, я здесь рядом… на посту, – и она поспешно скрылась за дверью.

– Что?! – с вызовом встретил Геныч наши охреневшие взгляды и заулыбался: – Вы тоже уловили в этом её «если что» сексуальный подтекст? И вот только не надо на меня так молчать. Я прекрасно знаю, о чём вы сейчас думаете. Сами такие!

И нашего друга прорвало! Оказывается, пока наш Геныч совершал марш-бросок по больнице, медсестричка успела жестоко провиниться – обидела какого-то несчастного дедушку. Ну а заодно наш борец за справедливость помянул недобрым словом всех баб – припомнил из-за кого я сейчас на больничной койке, прошёлся нецензурно по Женькиной коварной бывшей, а уж как всем автомобилисткам досталось!..

Но я уже выпал из темы, вспоминая мою отчаянную и неуловимую автоледи. Геныча бы к ней на пассажирское сиденье – и инфаркт парню обеспечен. Она такая, моя Айка!.. Вызывающе дерзкая и трогательно нежная… Мой чертёнок с ангельскими крыльями! Моя любимая девочка!.. Айка моя!..

9. Глава 8 Кирилл

Из воспоминаний меня снова выдернул трубный бас Геныча. Прислушавшись, я про себя даже усмехнулся – парни уже договорились до будущего потомства и добрались до невзрачной Женькиной секретарши, перед которой наш Геныч, оказывается, страшно провинился.

– Ну я же сразу осознал, Жек, – возмущённо гудит он. – На хера ты вот это напоминаешь? Мне и так тошно. Сказал же, я всё искуплю. Вот прямо завтра и искуплю! А ты, был бы путёвым начальником, зарядил бы мне разок в табло, а там, глядишь – и девочка повеселела бы. А ты стал бы её героем!

– Да я в твоё табло уже десять лет не могу попасть, – сокрушается Женёк.

– Ага, зато своё подсовываешь кому не лень! – ехидно напомнил Геныч. – Тренироваться надо, хер висложопый.

И Жека снова завёлся. Достали уже! Да и о каком потомстве может рассуждать Геныч, если он в понедельник влюбился на всю жизнь, а в среду всё – развод. И последние лет шесть только так.

– Всё! Антракт! – рявкнул я, а рёбра мстительно напомнили, что они не в порядке. – В этих делах, Геныч, даже танец с бубном не поможет. Ты можешь шпилить их пачками, забывая или не спрашивая имён, пока не встретишь ту, на которую встанет всё. И будет стоять двадцать четыре на семь! И похер – хорошая она или… или самая лучшая…

В палате воцарилась абсолютная тишина, и даже не глядя на друзей, я почти физически ощутил на себе их вопросительные взгляды. Первым нарушил молчание Женёк:

– Кирюх, а-а… ты сейчас о ком? Случайно, не о своей белогривой погонщице утконосов?

– Жек, я уже говорил тебе, – снова напомнил я, не скрывая раздражения в голосе, – это не Алёнка виновата, что мы разбежались. Она умница, на самом деле… Красавица, отличная хозяйка и классная… Специалист, короче, классный. Да вообще идеальная женщина. Просто ей не повезло со мной, не моя она…

– А чья? – осторожно поинтересовался Геныч.

– Да похер! Просто не моя эта женщина, не люблю я её! Да и не любил, наверное… Мне бы, мудаку, раньше понять, но уж лучше поздно… чем совсем поздно.

– Золотые слова, брат! – протрубил Геныч и, сбавив тон, спросил: – А вот эта… ну… самая лучшая, на которую у тебя двадцать четыре на семь… она кто?

– Вот-вот! – вставил Жека. – И почему мы до сих пор не в теме? Или у тебя только твои первые «двадцать четыре» натикали?

– Не-эт… эта бомба тикает уже второй год.

– Так она что, из Кенгуряндии? – встрепенулся Геныч и хрипло исполнил: – Тропикана-женщина-а горяча и бешена-а, а внутри солёная, словно кровь, текила-любовЪ!.. Кирюх, ну-у…

– Баранки гну! Устал я… спать буду.