– Бабло наликом обещали, – доверительно сообщил артист и подмигнул. – А вы, красавицы, местные?

Вопрос был обращён Аделе. И смотрел он на неё, и улыбался ей. Ну ещё бы, высокая, в предельно короткой юбке, на каблуках и при полном макияже, Аделя выглядела гораздо старше своих реальных четырнадцати. А Сашка, в джинсах и дурацкой розовой куртке с далматинцем (мама привезла в один из последних рейсов, решила, что очень мило, и попробуй поспорь!), выглядела на её фоне ребёнком. Почувствовав себя лишней, Сашка отошла подальше. И вдруг заметила мужчину, вылезающего из милицейского «форда», на котором подвозили артистов. Немолодой, на вид лет пятьдесят. Сашка его и раньше видела, конечно, в телевизоре, но как-то не обращала внимания. Он из совсем старых певцов, для бабушек. Как же его зовут?

– Всеволод Алексеевич, вот сюда, пожалуйста! – Дядька помоложе тронул его за рукав, потянул в сторону палатки. – Ваш костюм уже привезли.

Зачем ему костюм, подумала Сашка. Он и так в идеально выглаженных, как будто не сидел в машине, брюках. Белая рубашка, галстук под горло, пиджак с платочком в тон. Папа никогда не носил пиджаков и брюк со стрелками, часто повторял, что джинсы – лучшие друзья дальнобойщика.

Всеволод Алексеевич в палатку не торопился.

– Да погодите, дайте на народ посмотреть. Обстановку оценить, так сказать. Ух ты, какая толпа. Весь город собрали?

На сцене гремела музыка, народ аплодировал, но голос Туманова даже в таком шуме был отчётливо слышен, каждое слово.

Он приблизился к ограждению и теперь обозревал площадь. Сашка оказалась в паре шагов от него. Надо бы позвать его, взять автограф, наверное. Для Адельки, в коллекцию. Но Сашка не могла и слова сказать. Только во все глаза смотрела на Туманова, завороженная, как змея перед флейтой факира. Что-то от него такое шло, сильное, притягивающее, опасное.

– Вот как петь, а? – обратился Туманов ко всё ещё крутящемуся около него мужику. – Голоса же нет! Не звучит с утра, понимаешь? А тут столько людей. И надо звучать!

Он качал головой и озабоченно трогал рукой горло, словно пытаясь дотянуться до непослушных связок. Его, кажется искренне, волновало, как пройдёт выступление. По крайней мере, он говорил о голосе, а не о клубе и деньгах.

Наконец он скрылся в палатке, и Сашка отмерла. Пошла искать Адельку, но на прежнем месте не обнаружила ни её, ни подбивавшего к ней клинья солиста. Интересное кино! Но размышлять, куда подевалась подруга, было некогда. Сашка решила во что бы то ни стало пробиться к сцене, посмотреть выступление интересного дяденьки вблизи.

В первые ряды попасть не удалось, но она нашла свободное место у ограждения чуть в стороне. Отсюда выступающих было видно только в профиль, зато на расстоянии нескольких метров. Успела как раз вовремя, ведущая объявила выход Туманова. Народ вяло похлопал, все ждали Киркорова, заявленного главным номером программы. Сашка подалась вперёд.

– Добрый вечер, Мытищи!

Надо же, прошло всего пять минут, а как он преобразился! Подтянутый, элегантный, костюм с иголочки, белоснежная рубашка, бабочка. Улыбка такая приятная, искренняя. И голос… Голос сводил с ума, обволакивал, хотя артист даже не начал петь. А уж когда начал…

Пел он тот самый бред про «Мытищи, любимый город мой», но так искренне, словно родился и вырос именно здесь. И народ, поначалу не слишком обрадовавшийся появлению Туманова вместо ожидаемого Киркорова, даже начал хлопать в такт, подпевать. Особенно старались женщины старше сорока. Дети размахивали шариками, сидя на родительских плечах. Молодёжь, менее вдохновившаяся песней про Мытищи, пользуясь случаем, прикладывалась к банкам с пивом и коктейлями. Но Сашка всего этого не замечала. Она смотрела, слушала и даже верила, что Мытищи и правда «город в зелени садов, славный город трудовой».