– Ну, насчет суток напролет ты явно преувеличиваешь, времени заводить романы и шляться по мотелям тебе все-таки хватает. И силы, что очевидно, еще на многое остаются, не прибедняйся. Да и насчет меня ты, по-моему, слегка зарываешься. Тебе самому-то не стыдно, Ник?

– А тебе? Устроила тут, понимаешь, энтерпрайз! Адвокат, договор! Бегаешь, сама не знаешь, чем заняться. Я это не подпишу и делать ничего не буду, так и знай.

– Сколько влезет. И без тебя все сделают, я тебе уже говорила.

– И денег я тебе не дам ни копейки! Плати своему адвокату, чем хочешь.

Ладно, Ники. Сам нарвался. Я хотела по-хорошему.

– Очень хорошо, – насколько могла ласково сказала я. – Не давай. Не плати мне алиментов, попрекай меня деньгами, трать отнятое у меня на зайчиков, закладывай мой дом, сколько тебе угодно, замечательно. Кстати, обрати внимание – дом я теперь заложила сама, и кредитная линия будет оформлена на мое имя.

– Что-о? – взревел Ник. – Дом? Да как ты посмела?

– Это не я посмела, Ники. Ты вспомни получше. Я только подтвердила свое согласие на твоем заявлении.

– Это… Да это… Это тут вообще ни при чем! – захлебнулся он.

– Да? Очень странно. А я-то думала… Нахожу, понимаешь, твои телефонные разговоры неизвестно с кем, и тут же залоговое письмо лежит… А оно, оказывается, и ни при чем совсем…

– Ни при чем! – Ник, кажется, обрел возможность разговаривать. – Это у меня на фирме… Для дела… Надо было быстро перехватить денег, там по контракту дыру заткнуть…

– Так что же ты мне не сказал? Про дыру?

– Чтобы ты крик подняла? А то я не знаю, как ты над этим домом тряслась. Все равно бы ты не согласилась.

– И поэтому ты заложил его втихаря. Сюрприз такой, да?

– Я ничего не закладывал! Они же мне отказали! А потом я перекрутился и думать про это письмо забыл, замотался, а ты, за моей спиной…

Интересно, врет он или нет? Может ли быть, что нет? Что действительно надо было для дела, что замотался… Хотя – какая разница? Закладывать мой – наш – дом за моей спиной все равно мерзко, и одного этого достаточно, а уж в сочетании с зайчиком… Не верю! Не могу, не буду больше верить. Единожды совравший… И не единожды. Как я могу теперь верить хоть чему-то, что ты мне говоришь?

– Ну извини. За спиной. Это потому, что твой перед был так прочно занят разными зайчиками, мне было не подступиться.

– Это твои проблемы. Ни копейки ты от меня не получишь!

Ну конечно. Мой дом, моя жизнь – и твои драгоценные деньги. Фиг тебе.

– Да не надо мне твоих копеек, успокойся, Ники. Только напомни мне, пожалуйста, сколько процентов акций компании записано на меня? Двадцать, правильно?

– Ну… да, – согласился он. – Дурак я был, что на тебя их оформил.

– Когда ты это делал, ты рассуждал слегка по-другому, – улыбнулась я. – Ты хотел, чтобы твой пакет был больше, чем у твоего компаньона. А так как я участвовала, можно сказать, в процессе зарождения фирмы буквально и непосредственно, в виде супов и жареной картошки, да и не только, и все это сознавали, тебе удалось его уговорить принять меня в учредители. Но это неважно, Ники. Акции записаны на меня, и у меня, тем самым, есть право голоса в совете директоров?

Это, в общем, был даже не вопрос, и Ник только мрачно кивнул.

– И я каждый год выписываю тебе доверенность на управление от моего имени, – продолжала я. – Срок последней доверенности истекает в сентябре, Ники, я проверила. Сейчас у нас май. Ты можешь не давать мне ни цента, Ники, но будь уверен – следующую доверенность я не подпишу. И делай тогда, что хочешь.

– Дура! – закричал он. – Что тебе толку с этих акций, ты не сможешь их продать, ты же все равно ни черта не понимаешь в этих делах. Ну даже если ты явишься на совет директоров, что ты будешь там делать-то?