Муха, сев на кроссовку, поползла по рыжим потекам грязи. Перебралась на джинсы. Доползла до коленки Агнешкиной и, обосновавшись на белом пятне вытертой ткани, принялась чиститься.

Агнешке бы тоже почиститься, чтобы смыть все это, вчерашнее-сегодняшнее, вернуться домой и переиграть. Помириться с Ядкой, остаться на ночь у нее, а не переться, сломя голову, на дачу.

Тогда бы не было ни темного силуэта на обочине, ни жалости к несчастному, потерявшемуся на дороге. Ни пистолета в лицо. Ни трупа. Ни этого отвратительного разговора, случайным свидетелем которому она стала.

– Что там? Многое там. Про тебя. Про дружка твоего, про… эй! Трубку бросила, – последнее предназначалось Агнешке. Семен стоял в дверях, опираясь на косяк, и вертел несчастный телефон в руке. Надеется, что перезвонит? И тогда он продолжит торговаться – а он именно торговался, выбивая условия получше. А когда сделка состоится, Семен вместе с подельницей избавится от Агнешки.

– Ты что на меня так смотришь? Ну сволочь я. Точнее, не сволочь, но… а, долго объяснять. А ты ветеринар, значит? Кошечки-собачки?

– Коровки-свинки. Овцы еще.

– Коровки… слушай, извини, пожалуйста, что так вышло. Я тогда не в себе был. Совсем не соображал, чего творю. В голове одно – от тела избавиться надо. Остальное – автопилот.

– И что теперь?

Агнешке очень хотелось ему верить. Но он ведь врет. Он просто хочет, чтобы она поверила и стала послушной девочкой.

– Не знаю. Ну… хочешь, расскажу, как меня едва не убили?

А и вправду, что с ней делать? Отпустить? Донесет. С милицией Семен пока не готов разбираться, тем паче что его ночные экзерсисы не на одну статью потянут. Держать здесь? Но она девка сильная и решительная, чуть расслабишься – ударит. Опять же возникает продуктовый вопрос.

Может, заплатить ей? От аванса еще осталось. Если нормально заплатить, то… то никаких гарантий, что она, взяв деньги, не сдаст.

Но не убивать же ее в самом деле! Хватит с Семена трупов.

Он ведь только начал копать. Два дня ходил вокруг да около, не решаясь заглянуть в конверт, как не решался притронуться к деньгам. Прежде за ним этакого не водилось. Прежде он всегда знал, что делать.

На третий день конверт все же открыл. Ничего особенного. Копия паспорта. Копия свидетельства о браке и второго – о рождении. Копия медицинской карты и карточки социального страхования. Несколько фотографий, в основном новых. И еще один конверт с адресом – поселок Кальянино, улица Ленина, дом 3. В конверте пусто, значит, важен адрес.

Пустой крючок, на который он, Семен Семенов, клюнул, аки оголодалый карась. Кинулся искать. Нашел. Поселок как поселок: стадо домов, вагончик-сельпо, приткнувшийся розовым боком к кладбищенской ограде, церквушка и пара мертвых коровников. Остов трактора, застывший при вокзальной будке.

Школа, куда Семен заглянул первым делом. Люди. Разговоры. Понимание бесполезности затеи – не помнили здесь Вареньку. Смотрели на фотографии – и на старые, и на новые – с одинаковым удивлением. Переулок. Дом в одичалом в саду. Выбитые окна, перекосившаяся дверь. Рыжая курица, окопавшаяся в горшке с сухой геранью.

Семен заглянул в дом, сугубо дабы успокоить совесть. Пустота, сырость и хлам, горы которого подпирали остатки шкафа. Запах гнили. Серая крыса, с писком ломанувшаяся под ноги, – Семенов едва успел отскочить. Крыс он ненавидел. И по дому бродил осторожно, сожалея, что не додумался прихватить с собою палку. Вещей касаться брезговал, да и сомнительно, чтобы среди этой полугнили-полутлена нашлось что-то стоящее.