– Вовка, пойдем к бабушке?

– Лучше к Трифону, – абсолютно честно расставил тот приоритеты.

– К Трифону нельзя – мама не велела. Опять в баню посадит.

Столь радужные перспективы Вовке не понравились – мальчик загрустил. Чувствуя себя обманщицей, Оля попыталась найти компромисс с совестью и предложила брату для начала навестить Трифона. Отдать, как говорится, почести царственной особе. По столь торжественному случаю Вова позволил себя причесать и даже надел слежавшуюся по сгибам белую футболку, тщательно охраняемую Ираидой на всякий случай. Вид мальчика напоминал парадный портрет младшей группы детского сада: черные шорты – белая майка и волосы, расчесанные на косой пробор. Последнему соответствовать было особенно сложно, так как буйные кудри Вовы Звягина не желали укладываться ни в одну сторону – они просто торчали перпендикулярно голове, отчего та зрительно увеличивалась в размерах.

Оля удовлетворенно посмотрела на брата и приступила к работе над собственным образом. Для достижения цели из материнских закромов было добыто ни разу не надеванное платье, тоже дожидавшееся торжественного случая. По мнению Оли, он как раз и наступил. Войдя в роль сироты при добрых, но приемных родителях, девочка помнила о своем благородном происхождении, поэтому и наряд подбирала соответствующий. Ну никак заколдованная принцесса не желала предстать перед суженым в холопском наряде!

Из дома дети вышли, словно два лилипута на арену цирка. По подолу Ольгиного платья густо колосилась рожь в обнимку с ромашками и васильками, на мятой хлопчатобумажной груди сидела палехская брошка, а на ногах – белые кружевные носки, тщательно оберегаемые Ираидой в ожидании первого сентября. Внешний вид Вовки таким великолепием не отличался, он поражал своей выдержанной строгостью: ничего лишнего – черный низ, белый верх. Небольшой диссонанс вносили непослушные завитки на голове, но против них существовало только одно средство – ножницы. Ими Оля воспользоваться как-то не решилась.

В момент приближения процессии к загону с гусями Трифон с интересом долбил чего-то клювом в пустом корыте. Еды в нем не было. Вовик выдернул руку из рук сестры и бросился к плетню. Забывшись, он собрался закричать «гуся, гуся», но вовремя осекся и уважительно произнес: «Три-ифон, Трифочка». Гусак злобно покосился на посетителя и зашипел. Мальчик с благоговейным ужасом сделал шаг назад и с надеждой посмотрел на приближающуюся Олю. Та явно ощущала себя хозяйкой положения и отомкнула калитку. Трифон развернулся к детям и, прокладывая себе дорогу среди копошащихся в земле сородичей, пошел вперед.

Вовка спрятался за спину сестры. Девочка осталась один на один с грозно шипящей птицей. Трифон неудержимо надвигался – Оля остановилась и приготовилась выбросить руку с волшебным шиканьем. Впрочем, этого не потребовалось: гусак продефилировал мимо, направляясь к распахнутой калитке. Поравнявшись с ней, Трифон приветственно гоготнул и вывалился в Ираидин огород.

– Трифон ушел, – почему-то шепотом сообщил Вовка.

– Вижу, – ответила Оля и про себя отметила, что птица не кормлена – корыта были пустые.

«Странно, – подумала девочка, – даже воды не налила». Обычно Ираида всегда об этом помнила, а если что-то не успевала, то просила соседку Таню или, на крайний случай, саму Ольгу. В этот раз мать наказала дочери только Вовку покормить и никуда не выходить из дому: «Ждите, когда приду». А когда придет, не сказала, и куда пошла – тоже. Оле стало тревожно, еще и Вовка подлил масла в огонь: