Мы проводим вместе пару дней. Людмила собирается домой – ее срок подходит к концу. Мы прощаемся и, естественно, обмениваемся телефонами.

Наблюдаем одинокого мужчину средних лет. Интереса женского он у нас не вызывает. Да и вообще, нам, честно говоря, не до подобных интересов – этот вопрос для нас давно закрыт. Откипели наши страсти, все в прошлом. Конечно, «никогда не говори никогда» – это истина, но очень хочется покоя, стабильности и размеренности. Каждому возрасту свои развлечения. Увы!

Итак, мужчина. Импозантен, фактурен. Немного мелковат и суховат, но довольно интересный. Эспаньолка, модные очки, волосы с сединой на висках. Одет стильно и аккуратно – джинсы, яркая куртка, клетчатый шарф. Хорошо пахнет, даже издали. Грустен и задумчив.

На ужине – в брюках и шейном платке. Человек от искусства – видно невооруженным глазом.

Сидит за соседним столом и грустит. Очень аккуратен и разборчив в еде. Видя, как он берет свежий салат и кефир, испытываем глубокий стыд и оглядываем наш стол, плотно уставленный тарелками с закуской и горячим.

Называем его искусствоведом. «Искусствовед» медленно выпивает свой кефир, тщательно вытирает салфеткой рот, после чего удаляется.

Мы тяжело вздыхаем и с неловкостью, которая, впрочем, скоро проходит, активно принимаемся за обильную трапезу. Совесть нас уже не мучает.

Назавтра вместе с «искусствоведом» плаваем в бассейне. Видно, что мужчина озверел от скуки, и вполне понятно, что он заговаривает первым.

За обедом галантно приглашает нас за занятый им стол. Все остальные столы заняты, и мы принимаем приглашение. Надо сказать, с некоторой неохотой, вспоминая его вечерний кефир.

Мы не ошиблись: на его подносе тушеная свекла и паровая рыбная котлета. Мы тоже сдержанны – неловко как-то.

Он представляется – Лев Каминский, литературный критик. Мы почти не ошиблись.

Рассказывает, что очень скучает и ждет жену, любимую жену. Это видно – говорит он о ней с пиететом, придыханием, теплотой, плохо скрываемым восторгом и тоской. Ну очень скучает. Жена задержалась на неделю – домашние заботы. Он говорит о ней беспрестанно. Называет нежно – Риммуля. Это довольно трогательно, но слегка раздражает.

Может, так он ограждает себя от наших посягательств? Собственно, посягать на святое и не входит в наши планы.

Теперь Лева повсюду с нами. Такая вот образовалась неразлучная троица. Мы вместе пьем из бювета полезную и довольно мерзкую водицу, вместе плаваем в бассейне, спим рядом под музыку Брамса на релаксации, вместе мотаемся на терренкуре. Даже в город он увязывается с нами. С интересом щупает тряпки, посуду, серебро. Щупает, но не покупает. Говорит, что Риммуля все должна одобрить. Сидит с нами в кафе, пьет много кофе. В антикварном дает консультации – во всем разбирается, с видом знатока разглядывает клейма на фарфоре и серебре.

Вечерами гуляем в лесу и опять слушаем песнь песней – «Риммуля, с Риммулей, о Риммуле». Испытываем легкое чувство зависти, смешанное с раздражением и подступающей злостью.

Потом наш новообретенный товарищ бежит к телефону в холле. Висит чуть ли не часами, заплетя худые ноги в косу. Что-то жарко шепчет, прикрывая трубку рукой с изящным агатовым перстнем.

Однажды он сообщает нам – улыбка счастья на лице, – что Риммуля наконец выехала. Советуется, когда купить цветы: вечером или с утра.

В этот день он рассеян и явно встревожен. Совсем не ест и пьет третий стакан ряженки.

Коллегиально решаем, что цветы покупаем завтра поутру. Мы советуем добавить к этому конфеты или пирожные. Риммуле будет приятно.