Конечно, она ему все рассказывает. Без лишних эмоций и пересказа собственных мыслей, только факты выкладывает. Он слушает молча, не перебивая.

– Не знаю, как быть теперь с отработкой. Видеть их всех не хочу, – заканчивает она. – Завтра точно никуда не пойду. Пусть ставят прогул.

Он как-то странно вздыхает. То ли с горечью, то ли с облегчением. Пойди пойми, что у него в голове. Смотрит с сочувствием, но Сашка ведь понимает, для него лучше, чтобы она всегда была дома, при нем. Сколько раз они на эту тему говорили? Даже ссорились, хотя поссориться с ним для нее равнозначно ссоре с самим господом богом.

– Ты рассказала не всё, – вдруг заявляет он. – Ты не плакала бы из-за рабочего конфликта. Ты бы хлопнула дверью и устроилась в другое место.

Психолог доморощенный. Значит, не так уж он зациклен на себе, как ей кажется. Значит, наблюдает, делает выводы. В целом правильные. И Сашка досказывает конец разговора с заведующей.

– У меня эта пресловутая женственность уже в кишках сидит. Знаю, что вы сейчас не одобрите. Только я вам так скажу – не всем быть милыми и обаятельными красотками, нежными феями с длинными волосами и короткими юбками.

Уже давно стемнело, но над крыльцом горит фонарь, и в его свете Сашка замечает, как у Всеволода Алексеевича ползут вверх брови и округляются глаза. Он чем-то искренне удивлен. Его рука вдруг тянется к ее щеке.

– Глупая ты девочка. Ты чудесная. Ты считаешь, что красота в длине волос, что ли? И почему я должен не одобрить что-то? Что ты вообще знаешь о моих представлениях о красоте?

Сашка фыркает. Уж это она точно знает.

– Зарина…

– И где сейчас Зарина? А все те девочки модельной внешности, что были помимо Зарины, где? И не думай, пожалуйста, что всегда их бросал я. Предпоследние две, прости за откровенность, исчезли, когда мои доходы перестали покрывать их ожидания. Очень большие ожидания. Каждая в первый же год отношений хочет как минимум квартиру в Москве и приличную машину. А мне уже здоровье не позволяло столько работать.

– А последняя? – против собственной воли, скорее машинально, уточняет Сашка. – Вы сказали «предпоследние две».

– А последняя испугалась, когда вместо романтической ночи у меня случился неромантический приступ астмы и пришлось вызывать скорую. Так что до обсуждения финансовых вопросов дело просто не дошло.

Сашка тянется к сигаретной пачке, даже забыв, кто с ней рядом сидит. Пачка давно пуста, но она крутит ее в руках, чтобы делать хоть что-то. Как же дико обсуждать с ним такие вещи. И к чему он ведет? Хочет сказать, что Сашка выгодно отличается от красивых эскортниц тем, что не пугается астматического кашля?

– Поверь, я очень хорошо разбираюсь в женской красоте. Можно сказать, ценитель и эксперт. И знаешь, что по-настоящему завораживает? Не каблуки и не длина ног, волос или ногтей. Завораживает верность. Только я думал, что она уже не встречается.

Он вдруг как-то резко встает, словно хочет перебить сам себя. И, что еще неожиданней, поднимает за локоть ее.

– Пошли в дом. Здесь становится холодно. И всем давно пора спать.

Сашка молча подчиняется. Она змея, он факир. Так правильно, ее так всегда устраивало. Мелькает шальная мысль, что, если бы рядом с самого начала был вот такой он – сильный, решительный, безусловный для нее авторитет, то и она была бы другой. Может, кто знает, ей даже захотелось бы заплетать косы и рядиться в платья? Да нет, бред. Он прав, всем давно пора спать.

Утром она просыпается от его шагов. Бросает взгляд на часы и с ужасом понимает, что проспала всё на свете: приготовление завтрака, сам завтрак и работу! А он стоит в дверях и улыбается.