Делая ремонт и вынося старую мебель, он чувствовал себя предателем. Но Олег, единственный человек на этом свете, чьим мнением он дорожил, одобрил: «Тётя Таня была бы счастлива знать, что ты продолжаешь жить дальше». И всё же, комната выглядела нежилой. Пустой туалетный столик. Голая кровать, на которой матрас был прикрыт самым дешёвым покрывалом из ближайшего текстильного магазина. Полупустой шкаф. Ни одной картины, фотографии – ничего.

Впрочем, Иван был рад, что догадался проветрить комнату. В открытое окно слышно было чириканье синиц, а лёгкий ветер доносил запахи весны.

– Так что насчёт чая? – прервал Олег созерцание старой комнаты матери Ивана.

– Да, сейчас. Таня, вы с нами?

Она кивнула чуть с задержкой и вышла вслед за ними, прикрыв дверь.

– Танюш, – говорил Олег, отхлёбывая из кружки, – мне надо будет, чтобы ты пришла в участок и принесла заключение от врачей. Мы снимем отпечатки пальцев, чтобы попробовать установить твою личность. Я уже просматривал базу пропавших без вести, но тебя там не нашёл. Мы попробуем связаться с коллегами в соседних городах, может, им что-то известно. Ты совсем не помнишь, откуда ты?

Татьяна помотала головой, не глядя на Олега. Иван начал думать, что она его опасается. А Олег, казалось, не замечает её очевидного смущения, и продолжал говорить о статистике пропавших и найденных людей, плавно перейдя к убийствам и домашнему насилию.

– Представляете, отделения из пяти городов работали и днём и ночью, пытаясь во всём разобраться, потом розыск объявили по России. Оказалось, она от него просто сбежала. Бил. А он-то распинался, как сильно любит её, как боится, что с ней что-то случилось. Уехала отдыхать «к маме» и не вернулась. И дочь забрала.

Таня молчала, рассматривая просторную комнату, которую Иван именовал столовой, хотя на самом деле это была «изба» в том представлении, какой вкладывали в него деревенские жители. Когда-то, ещё при жизни деда, тут стояла печь, кровать, платяной шкаф, буфет и была организована кухня. Но после перестройки дома тут остался только стол и стулья, по левую руку был выход на утеплённую веранду, служившую гостиной. Направо проход в кухню и двум спальням с ванными. За домом располагалась мастерская. Иван гордился тем, как он осовременил старый деревенский дом и думал, что и дед был бы не против таких изменений. «В доме должна быть душа, жизнь, – говаривал покойный Филипп, – если в доме не живут, он погибает». Слова деда так прочно впились в память Ивану, что он не захотел променять его на квартиру ближе к Москве. Что было причиной вечных ссор с Юлей.

Наконец, болтливость Олега сошла на нет, и он отправился на дежурство.

– Танюша, невероятно рад, что тебе лучше. Буду ждать в участке после праздников, – сказал он на прощание.

– Праздников? Ах да… майские, – кивнула она в ответ. – Хорошо.

Иван и Татьяна остались вдвоём, и какое-то время молча сидели за тем же столом с опустевшими кружками из-под чая.

– Может, хотите отдохнуть? Голова не болит? – спросил Иван, стараясь избавиться от давящего чувства неловкости.

– Нет, спасибо.

– Вы подумайте, что вам нужно. Можно будет съездить в магазин. Ну… я не знаю… зубная щётка, лосьоны там какие…

– Спасибо. Вы так много делаете… Я вам всё верну, обещаю. Вот только вспомнить бы…

– Пока не беспокойтесь. – Иван поднялся. – Мне надо немного поработать. Я буду в мастерской. В неё можно пройти через вон ту дверь. Хорошо?

Татьяна кивнула, и он ушёл. Какое-то время она неподвижно так и сидела за столом, снова рассматривая комнату. Сразу видно – одинокий мужчина. Никаких милых безделушек, фотографий или картин. Голые стены, полупустой буфет. Сначала Татьяна подумала, что он из бабушкиных времён, но потом подошла и поняла, что это новая вещь, просто стилизованная под старину. Это показалось ей любопытным, и она внимательней присмотрелась к обеденному гарнитуру. Он не выглядел штампованным на ближайшей мебельной фабрике. Неужели заказ? Это, должно быть, очень дорого.