Варя ревновала Илюшу постоянно и ко всем, включая свекровь и золовку. Выглядело это жалко, и мама, и Катя старались в её присутствии общаться с Ильёй как можно меньше, вовлекали её в общий разговор, но Варя дулась, злилась, и из совместных семейных посиделок получалась одна нервотрёпка для всех.

– Глеб, сходишь за продуктами? – крикнула Катя, обследовав холодильник.

– Угу, – кивнул он, появляясь за её спиной. – Пиши список.

Глеб всегда ходил в магазин со списком необходимых покупок, даже если купить нужно было что-то одно. Раньше они оба часто над этим смеялись.

Катя быстро начеркала, что надо купить.

– Пойдём вместе, – предложил он. – Погода хорошая, прогуляемся.

– Не хочется, – отказалась Катя.

Не хочется ей гулять с человеком, которому она не верит.

Глеб ушёл, Катя послонялась по квартире, подошла к зазвонившему телефону. Не успела, звонки прекратились. Нужно подключить определитель, привычно подумала она. Вызвать мастера и подключить.

Небо за окном хмурилось. Катя вышла на балкон, открыла окно, поёжилась.

Когда Глеб ещё только стал её Глебом, когда быть рядом с ним было немыслимым счастьем, а не видеть его – сплошной тоской, он пообещал ей: я никогда тебя не обижу. Конечно, он её обижал с тех пор, и она его обижала, но это были несерьёзные обиды, мелочь, на которую они почти не обращали внимания.

Он не мог обидеть её сильнее, чем принеся на себе чужой запах.

В самолёте полно народу, напомнила себе Катя. Он мог сидеть рядом с любой надушенной сверх меры женщиной и касаться ее рукавом.

Она закрыла окно, вернулась в комнату, услышала, что отпирается входная дверь, взяла у мужа сумки и принялась убирать продукты в холодильник.

Седьмое октября, понедельник

Оперативка у директора была, как всегда, напряжённой, потом Бородина дёргали телефонными звонками, и он не сразу вспомнил, что Катя просила починить компьютер. За последние полгода он приучил себя забывать о жене, находясь на работе. Здесь у него была Ирина.

Глеб достал ноутбук из сумки, отнёс к компьютерщикам, напомнил себе не забыть купить им бутылку коньяка и, отпирая кабинет, опять услышал звонок.

– Я подала заявление, – тихо произнесла в трубке Ира. – Я увольняюсь. Ты ведь этого хотел?

– Но… – Ему не верилось, что жизнь может так легко снова наладиться, что больше не придётся краснеть перед коллегами и прятать глаза от Кати. – Я тебя не тороплю, просто хочу, чтобы ты не мешала мне работать, не лезла в мои дела. Я не имел в виду увольнение. Ты новое место нашла?

– Нет. Но это не имеет значения.

По-хорошему, её давно надо было уволить, инженер из неё никакой, но за это не увольняют.

– Я к тебе загляну? – попросила она. – Можно?

– Приходи.

Было и ещё кое-что помимо чувства вины, что не давало ему с облегчением радоваться её уходу. Она стала ему не чужой, не такой необходимой для жизни, как Катя, но всё-таки не чужой, и ему не безразлична её судьба.

Она появилась быстро, почти мгновенно, села сбоку, куда садились все, приходящие к нему в кабинет, покачала ногой, глядя в сторону, как примерная студентка, которой экзаменатор ещё не задал вопроса.

– Я ничего у тебя не прошу, Глеб.

Бородин промолчал, он ничего не мог ей предложить, да и не хотел предлагать. Больше всего он хотел невозможного: чтобы она опять стала для него чужой, а его жизнь простой и понятной.

– Знаешь… я просто хочу, чтобы ты знал – у меня никого нет, кроме тебя.

– Я знаю, – мягко сказал он.

– Нет. – Она покачала головой. – Не знаешь. Я имею в виду совсем не то. Мне даже поговорить не с кем, кроме тебя.