Акулина слушала и как бы ошалевала от всего того, что она слышала.

– Дом, дом… – твердила она.

– Да, дом, – отвечала Катерина. – Сначала дом, а потом духовную, что, дескать, все мои капиталы и лавки, все имущество…

– И неужто все это можно через невры?

– Ну, при этом невры неврами, а кроме того, и ум нужен, потому тут следует действовать осторожно.

– Ума-то вот у меня… Разве уж потом нагуляю.

– Водись с умными людьми, слушайся умных советов.

– Милушка, да я всегда готова… Что ты научишь, то я и сделаю. Ты вот говоришь, что надо прежде всего под сто рублей невры припустить – ну, я и припущу. Завтра же припущу, – сказала Акулина.

Катерина взглянула на часы и вскрикнула:

– Батюшки! Как я засиделась-то у тебя! Поди уж моя полковница теперь на все комнаты орет, что куда это я запропастилась. Прощай, девушка, будь здорова. Завтра утречком забегу к тебе.

Катерина расцеловалась с Акулиной и побежала домой.

По уходе полковницкой горничной Катерины Акулина, оставшись одна, решительно не знала, что ей делать. Она прошлась по комнатам, посмотрела на себя сначала в одно зеркало, потом в другое, улыбнулась на свою красоту и полноту, похлопала себя по щеке и даже показала себе язык. Дела не было никакого. Она несколько раз потянулась, несколько раз аппетитно зевнула. «Пойти разве погулять по улице? – мелькнуло у ней в голове. – Но с кем? Одной-то тоже не очень приятно по тротуарам шататься, – решила она и отложила свое намерение. Попробовала она мятные пряники есть – не елось. И так уж она их после обеда час целый жевала, так что даже скулы заболели. – Чайку разве напиться? Чай никогда не вредит и всегда с приятством пьется», – задала она себе вопрос и, выйдя в кухню, велела кухарке Анисье ставить самовар.

– Пантелей дома? – спросила она.

– Я здесь, матко. Сейчас только от земляков вернулся, – послышался голос Пантелея из приказчицкой.

Она заглянула туда и увидала, что Пантелей сидел на койке и переобувался из валенок в сапоги.

– Ну, вот и ладно, что вернулся, – сказала она. – Стало быть, мы с тобой сейчас чайку напьемся. Все мне веселее, нежели чем одной.

– Да я уж с земляками два раза в трактире пил.

– Ничего, Пантелеюшко, чай не вредит, чай для всего тела пользителен. Приходи в столовую.

– А вот только в сапоги переоденусь.

– Ну ладно. Да что уж тебе, Пантелей, валенки-то бы бросить носить? – проговорила она. – Ты уж будешь на купеческой ноге, так надо калоши на улице носить. Трифон Иваныч уж совсем решил тебя в приказчики к себе взять.

– Ну?! – протянул Пантелей. – Это ты, что ли, спроворила?

– Конечно же, я. А то кто же? Напьешься вот чаю со мной, так иди к Трифону Иванычу в лавку. Он тебе всю купецкую одежду купит и калоши тоже, а потом ты все это будешь заживать.

Пантелей улыбнулся во всю ширину лица.

– Вот за это спасибо, тетенька Акулина Степановна, спасибо, – пробормотал он.

Через десять минут Акулина и Пантелей пили чай, Акулина смотрела на него и говорила:

– Ты волосы-то брось деревянным маслом мазать. На то помада есть. Купи себе в табачной баночку за семь копеек, да и мажь.

– О?! Да нешто так надо? – спросил Пантелей.

– Конечно же, надо. Кто уж по-купецки жить будет и в калошах щеголять станет, тому не след деревянным маслом голову мазать.

– Ну, спасибо, что сказала. Еще чего не надобно ли, чтобы на купецкий манер?

Акулина сделала серьезное лицо и сказала:

– По спине меня не хлопай и не заигрывай со мной, коли ежели при Трифоне Иваныче.

– Ну?! Неужто приревновал, старый пес? – спросил Пантелей.

– Как ты смеешь его так называть!