– Покажите ей покрывала тканьевые… – скрепя сердце отвечал хозяин.

– Вы уж и матерьицы шелковой мне на платье. Можно, Трифон Иваныч?

Трифон Иванович молчал.

– Давай, давай… – говорила Акулина приказчику. – Давай материи-то получше! А с хозяином я уж дома сочтусь.

Она отобрала товар и сказала:

– Ну, ужо вечером все это принесите к нам домой, Трифон Иваныч! – обратилась она к хозяину. – Идемте теперь шубу-то покупать. Я освободилась: все, что нужно, отобрала. Ну, прощайте, молодцы. Спасибо вам. Счастливо торговать. Трифон Иваныч! Идемте же!

Трифон Иванович тяжело вздохнул, как-то весь съежился и, боясь смотреть в глаза приказчикам, поплелся за Акулиной.

X. Нимфа в блаженстве

Акулина торжествовала. Она явилась домой из рынка с трехсотрублевой лисьей шубой, крытой шелковой материей. Трифон Иванович хоть и жался, хоть и отговаривал Акулину покупать такую дорогую шубу, но все-таки, по требованию Акулины, заплатил за шубу деньги. Вечером приказчики принесли ей из лавки шелковой материи на платье и тканьевое одеяло. Акулина зажгла в квартире все свечи и то и дело примеривала на себя шубу, ходила в ней по комнате, сидела, смотрелась в зеркало. От жарко натопленной квартиры и от теплой шубы пот с нее лил градом. Трифон Иванович был как в воду опущенный и ворчал. Акулина отвечала ему ласками.

– А уж как я вас за эту шубу любить-то буду, так просто ужасти, голубчик вы мой седенький! – восклицала она радостно.

– Не ори ты! Чего ты орешь! – останавливал ее Трифон Иванович. – Ведь приказчики слышат. Дом у нас словно решето. В одной комнате икнешь, так уж в другой слышно, а ты про любовь орешь!

– Да полноте… Чего нам скрываться-то? И так уж все знают, и видят, и чувствуют. Ну, вот теперь я вам буду совсем под кадрель, коли ежели в этой шубе. В этой шубе не стыдно вам со мной и под ручку по улице пройтиться.

– Мели больше. Я и с родной-то женой никогда под ручку не хаживал.

– А со мной пойдете. Вот в Крещеньев день Ердань будет… Поведете меня на Ердань смотреть, так там и будем гулять на манер кавалера с дамой. Чего вам стыдиться-то? Я теперь в этой шубе совсем дама, и ежели мне еще дамскую шляпку с пером…

– Выдумай еще что-нибудь.

– А то что ж? Без дамской шляпки нельзя. Вы так и знайте, что завтра я куплю себе шляпку. Полковницкая горничная из семнадцатого номера очень чудесно знает, где эти шляпки покупать надо.

– Нет, уж ты насчет шляпки-то отдумай… Будет… довольно… И в платке походишь.

– Пожалуйста, пожалуйста… Если вы насчет жадности, то не беспокойтесь: у меня на шляпку и свои деньги есть, – отвечала Акулина. – Фу, батюшки, какая эта шуба жаркая! Инда даже взопрела вся.

– Да сними ты с себя шубу-то!

– Зачем снимать? Дайте мне покрасоваться-то! Пар костей не ломит.

Акулина вышла в кухню и стала показываться кухарке Анисье, хотя уже несколько раз показывалась ей в шубе.

– Ты, Анисья, тронь-ка рукой материю-то, тронь-ка… Шурчит… Ты даве, кажись, не трогала… – говорила Акулина.

– Трогала, родная, трогала, да давай еще потрогаю, – отвечала Анисья, подмигивая кривым глазом и гладя ее но спине. – Совсем купчиха первостатейная. Да что купчиха! От генеральши не отличишь.

– Вот видишь, как меня хозяин ценит и предпочитает! – хвасталась Акулина. – Что моей душеньке захочется, то и покупает. А приказчики, одры, ничего этого не понимают и не предпочитают меня.

Последние слова Акулина нарочно произнесла громче, дабы слышали приказчики, находившиеся в приказчицкой, которая приходилась совсем рядом с кухней.

– Они не понимают, идолы, что стоит мне только захотеть да Трифону Иванычу слово шепнуть, то все они с местов слетят и не будет их духа даже здесь слышно… – похвалилась Акулина, как бы вызывая приказчиков на возражения, но возражения не последовало; только за дверями в приказчицкой кто-то громко захохотал.