– Амнезия, – повторил отец.

Чайник щёлкнул, выключаясь, и Станислав с трудом подавил желание ещё раз хрустнуть шеей.

Отец налил воду в чашки, поставил их на стол и вытащил из застекленного шкафа засушенное «юбилейное» и не менее засушенные «голландские вафли». Кроме еды, в шкафу руководителя следственного отдела почти ничего не было: одна папка-регистратор, одна фотография усатого мужчины («Учитель, без комментариев»), одна икона с Георгием Победоносцем.

Отец уселся и постучал обкусанным ногтем по своей чашке.

– Сбор прошлого года.

– Ты про чай или печенье? – пошутил Станислав.

– Очень смешно. Версии?

Станислав пожал плечами.

– Анализы на наркотики и алкоголь отрицательные. М-м…

Он открыл рот, но так и не нашёлся с продолжением и залил в себя «прошлогодний сбор». Трава травой. Галактионова взяла одно «юбилейное», скептически осмотрела и попробовала укусить. Отец последовал её примеру.

Несколько минут все молча хрустели печеньем, прихлёбывали, стучали чашками о т-образный стол.

– Не то чтобы версия… – начала Галактионова с набитым ртом, – теория…

Станислав вновь посмотрел на неё уничтожающим взглядом. Галактионова села ровно, дожевала «юбилейное» и, как отличница, положила обе руки на стол.

– Они шли два километра по шоссе. По разделительной полосе. С огромными баулами вещей. Это слишком целеустремленное действие. Если спросить психолога…

– Ты не психолог, – перебил Станислав, – а физик-недоучка.

Галактионова прищурилась в его сторону, но продолжила гнуть своё:

– Если спросить Гюстава Лебона: порой безумие передается, как эпидемия гриппа. Если в толпе один в панике побежит, вскоре побегут и остальные. Две сестры-близнецы… близнецы – это же вообще что-то с чем-то. Ударит одной кирпич в голову, и другая это почувствует. Квантовая запутанность на макроуровне.

– Кирпич… – повторил отец и отклонился на спинку своего потёртого кресла. Кресло жалобно заскрипело, отец насуропился. Видно было, что при всем хорошем отношении к Галактионовой он уже порядком устал и от сегодняшнего дня (к 10:40 утра), и от её криминологического постмодернизма. – Психолог ту… недополоманную осмотрел?

– Да, подтвердил шок, – ответил Станислав.

Галактионова снова завела своё:

– Ну… порой бывает сложно отличить ненормальность от шока. Скажем, человек абсолютно нормален во всём, кроме чёрного хлеба. А чёрный хлеб он не может разрезать. Или вот умирающая лошадь…

И отец, и Станислав скептически воззрились на Галактионову.

– Что? – она повела плечами. – Тест Войта-Кампфа.

Отец вопросительно наклонил голову и отхлебнул травяного сбора. Станислав поднял руку, собираясь пригрозить Галактионовой пальцем, но её уже было не остановить:

– Испытуемому говорят, что он наткнулся на лошадь с переломанным позвоночником. Лошади не жить, она умрет – это факт. Но умирать будет долго, в мучениях. Как поступит испытуемый? Большинство помогут – или сами, или отвезут к врачу. Ветеринар, наверное, добьёт. Остальное – патология.

– Так, я понял, – отец хлопнул ладонью по столу, – никаких лошадиных тестов. Аня, тебя это касается в особенности. В печёнках уже сидят беседы с этим вашим «ВРИО».

Она непонимающе развела руками.

– Ты не руками маши, а вспомни, где ты служишь и кем. Несмотря на все твои… твоего… – отец замялся, и в кабинете сделалось неуютно и тесно, будто из угла подялась поднялась незримая тень и заняла все свободное пространство. Впрочем, эта тень всегда следовала за Галактионовой.

– С рукой-то что? – Отец показал на забинтованную руку Галактионовой.

– Дизель.

– Дизель, – повторил он устало и посмотрел на Станислава.