За сыном и забором выглядывал типичный старокрымский домик из самана: побелённые известью стены; черепица «татарка»; деревянные красные окна; застеклённая веранда, на которой раньше так любили сидеть и Марина, и Слава.

Константин Михайлович стряхнул пепел с сигареты и попытался придать лицу невозмутимое выражение. В последние годы Слава всегда пропускал дни рождения матери, стоило уже привыкнуть.

– Знаешь, кто поёт? – спросил Константин Михайлович, подойдя. Он снял и протянул наушники.

Слава послушал, театрально покивал головой в такт ударным.

– Аннушку спрошу. Я не настолько стар душой.

– Голос приятный.

– Уже знаешь про Иннокентия Александровича?

Константин Михайлович затянулся сигареткой.

– Вы на особом контроле.

Слава на секунду растерялся, и Константин Михайлович почувствовал лёгкое и стыдное злорадство, что хоть какая-то вещь ещё волновала его балбеса.

– Мстишь? – с лёгким вызовом поинтересовался сын и рывком протянул наушники обратно.

– Две девушки, Слав. При очень странных обстоятельствах. И на всех документах – ваши с Аней фамилии.

– Мстишь, что я не вывез его.

Константин Михайлович снова затянулся.

– Слав, послушай. Знаешь, когда пишут на полях фамилию какой-нибудь погонистой лысины, а под ней – «на контроль»? Так вот, на вас такую написали. Сейчас погонистая лысина положила вас в шкаф и на время забыла – ровно до того момента, пока не придёт ещё один документ с такой же пометкой. И вот, кладя второй отчёт в шкаф, погонистая лысина увидит две одинаковые пометки и две одинаковые фамилии. Понимаешь, что дальше?

– Посиделки старых пердунов.

Константин Михайлович в последний раз затянулся и с раздражением потушил сигаретку о фонарный столб. Бычок полетел в пакет.

– Станислав, – он чудом успокоил себя, – у меня всего один голос. А зная Аню и, особенно её отца…

– Я не нянька.

– Не перебивай меня! Следователь должен что? Направлять ход расследования! А не быть печатной машинкой… к неопытному оперу.

– УПК я знаю.

– Тебя Аня почему всюду за руку водит? Почему? Вот и получаешь. И получать будешь дальше. Кто кем руководит?

Слава заметно покраснел.

– Бать, я…

– Что «бать»? Ну что?! – голос зазвенел, и Константин Михайлович усилием воли замолчал, перевёл дыхание. – Ты почему к матери не пришёл?

– Нормальные люди день рождения празднуют, а не ходят на кладбище.

– Один раз в году, Слав. Всё, что я прошу, – прийти и поставить со мной свечку.

– Ба…

– Единственное, о чём я прошу.

– Ау? – Слава пощелкал пальцами перед лицом Константина Михайловича. – Она не видит твою свечку. Там её нет. Там пусто.

От слов сына будто ледяная, влажная рука скользнула по затылку и спине. Константин Михайлович почувствовал, что вот-вот сорвётся, но тут раздалась навязчивая трель. Слава неловко достал телефон, едва не уронил его и наконец принял вызов.

– Герасимов. Да. – Слава кивнул на вопрос невидимого собеседника. – Ну конечно, сын! По голосу неясно?

Константин Михайлович дёрнул головой, резким жестом надел наушники и направился в калитку из синего, как кровь, оргстекла. В груди все кипело, бурлило, будто чайник выключили, но он ещё не успел остыть.

– Кого вы задержали в океанариуме? – донёсся сквозь музыку в ушах возмущённый голос Славы.

Вопрос был, конечно, риторический.

Тёмно-синяя машина с поцарапанной дверцей нетерпеливо посигналила, подгоняя Аню и Рыжего.

– По голове себе погуди, – огрызнулся Рыжий и пошёл еще медленнее.

– Конечно. Пешеход всегда прав, даже когда размазан по асфальту.

Рыжий скосил на Аню взгляд, но ничего не ответил.

Они пересекли зебру, и машина, рыкнув, разметав палые листья и пыль, помчалась вдоль набережной.