– Серега, ты?! – заполошно заорал участковый. – Тьфу ты, мать твою за ногу! Перепугал до смерти. Что случилось? В кого палил?

Не отвечая, Баринов забрал у Василия лампу и, подсвечивая дорогу, пошел к будке. Участковый шумно потопал следом.

Кто-то попытался отделить голову от уже застывшего тела дворняги. Разорванная шкура на шее обнажала мышечные связки. По-видимому, Сергей вмешался в самом начале процесса расчленения тела пса.

Что-то в этом кошмарном зрелище было не то; какая-то мысль беспокоила Баринова, но он никак не мог ухватить ее за хвост. Не давали сосредоточиться причитания участкового.

– Заглохни! – рявкнул Сергей на Бородулина, и тот послушно стих.

В этот момент Баринова осенило. Он понял, чего не хватало для полноты картины – нигде не было крови. Ни возле трупов, ни рядом с Кувалдиным, ни около мертвой собаки, которой к тому же пытались оторвать голову, он не увидел ни одной капли.

И в черного, Сергей мог поклясться, он попал как минимум два раза. Да, «макаровская» пуля не обладает мощным останавливающим действием, она шьет навылет, особенно с близкого расстояния. Но тогда крови из ран должно быть еще больше, а Баринов чуть ли не носом по земле проследил весь путь до дома. Заглянул за угол, внимательнейшим образом обследовал растрескавшуюся бетонную отмостку и не нашел никаких следов, словно он стрелял в призрака. Однако Сергей отлично помнил, как темная фигура чуть не снесла подпорку козырька. А привидения по идее должны быть бесплотными.

Бородулин следовал за опером по пятам, как привязанный. Когда вышли к машине, Баринов отдал ему лампу, а сам, забравшись в кабину, завел двигатель, осветил дорогу фарами и вылез обратно, дожидаясь, пока прогреется мотор.

Тут участковый и задал вопрос, который с самого начала беспокоил опера:

– Слушай, Серега, как думаешь, а почему соседи не всполошились? Ты тут такой тарарам устроил, а им хоть бы хны.

– Вот это мне больше всего и не нравится, – мрачно ответил Баринов. – Поэтому и ехать отсюда нужно как можно быстрей.

Баринов поставил ненужную теперь лампу на капот. Они закурили, и участковый опять завел старую пластинку:

– Так ты мне все-таки скажешь, в кого стрелял?

– Не знаю, – не сразу ответил Сергей. – Кто-то кинулся, я в темноте не разобрал.

– Человек, животное? Кто это был-то? – не унимался Василий.

– Сказал, не знаю, – начал раздражаться Баринов. – Тут вообще непонятно что творится. Вот группа приедет, и будем разбираться… А теперь действуем так – я дожидаюсь, пока ты войдешь в дом и закроешься. Желательно забаррикадируйся какими-нибудь подручными средствами – скамейками, скажем, или стульями. Если вдруг станут ломиться неизвестные, стреляй сразу, не думай. Понял?

– А если это будут местные? – Голос Бородулина предательски дрогнул.

– Ну, тогда разок пальни над головами, что ли. Если не разбегутся, бей на поражение… Надеюсь, – Сергей суеверно трижды плюнул через левое плечо, – все же до этого не дойдет.

Баринов отдал участковому пачку сигарет из своего запаса. Затем, поколебавшись, достал запасную обойму и тоже сунул в ладонь Бородулину.

– Так, на всякий случай. Мне в дороге ни к чему. Только умоляю, не потеряй.

Василий, не задавая лишних вопросов, сунул обойму в карман плаща.

– Давай, осторожнее. Постарайся не спать. – Сергей крепко сжал вялую, неприятно липкую ладонь участкового, а когда за ним захлопнулась дверь, прыгнул на сиденье, со скрежетом воткнул передачу и надавил на педаль газа.

13 августа 1989 года. Раннее утро.

Ленинградская область.