– Это когда было?

– Да давно уже. Недели две назад. У меня рана стала гноиться, тетка говорит: «Давай отвезем тебя в больницу», а я говорю, что мне нельзя в больницу. «Помрешь», – говорит, а я отвечаю, что так, может, и не помру, а в больнице точно убьют. Она к матери поехала, приезжает обратно, глаза вот такие: «Ваня, тебя милиция ищет, к матери домой приходили, и мент точно такой, как ты описывал. Говорят – за грабеж трейлера…»

Ваня помолчал.

– Ну тут уж и она поняла, что мне нельзя в больницу. Я уже совсем загибался. Все. Из раны воняло… Потом очнулся, смотрю: я здесь, а около кровати мент сидит. Все, думаю. Сейчас убьют. А он мне фотографию этого Лесько показывает. «Узнаешь?» – говорит. «Узнаю». – «Лежи, – говорит, – спокойно, поправляйся, тут тебя никто не тронет, тебя круглосуточный пост будет охранять». А этого мента поганого мы судить будем показательным судом…

Ваня замолк и с интересом оглядел своего собеседника.

– А вы из Москвы будете, да? Небось полковник?

Валерий пожал плечами.

– Нет, я не полковник. Значит, ты видел, как Лесько стрелял?

Ваня чуть заметно поколебался.

– Да. Я видел, как он стрелял. Другие стреляли и не попали, а он попал.

– Но ведь ты в это время бежал в лес. А стреляли за твоей спиной.

– Я оглянулся.

– И видел, что Сергея убил именно Лесько?

– Да.

– И ты готов это подтвердить на суде?

Опять чуть заметное колебание.

– Да. Он гад. Он хуже бандитов. Если бы не он, мы бы никогда не остановились. Его… его поставили закон защищать, а он соседа… Серега ему забор чинил, я знаю, ко мне мать Серегина приходила, рассказывала…

В коридоре началось какое-то шебуршение. Опер подошел к двери и распахнул ее. В палату вошли двое парней Сазана. У одного в руке был пластиковый пакет, у другого – большая плетеная корзина с фруктами. Глаза Ивана удивленно расширились при виде свежей черешни размером с голубиное яйцо – был конец февраля, черешня нигде не поспела и наверняка была привозной и невообразимо дорогой.

– Это мне? – недоверчиво сказал Иван.

– Тебе, – кивнул Валерий. – Вот познакомься. Это Серега, а это Сашок. Они тоже тебя будут охранять. Вместе с милицией. Если у тебя какие желания, телевизор, там, в палату или еще что, ты им скажи. Поправляйся и не забудь того, что ты видел, как Лесько стрелял в Сережку.

Иван растерянно переводил глаза с черешни на плотных, крепких ребят, которые уже не напоминали залетного московского «полковника», зато точно смахивали на братков сродни тем, что тормозили его трейлер.

– Не дрейфь, Ваня, – сказал опер. – Все будет хорошо.

И, повинуясь кивку Валерия, вышел из палаты.

Спускались они молча, гуськом. У самого выхода Валерий обернулся.

– Ты хорошо его натаскал, – сказал Валерий.

– О чем ты?

– Он не мог видеть, как Лесько стрелял в его товарища. Он бежал в это время, как заяц. Если бы он стоял и глазел назад, его бы просто тут же ухлопали…

– В Сергея попало три пули, – ответил опер, – одна, из китайского «ТТ», в руку. И две другие, тоже из китаезы, но в голову. Там было трое со стволами. Двое никогда даже в армии не были, наркоманы паршивые, отморозки. А Лесько стрелял отлично. В этом вы, кажется, сами чуть не убедились… А сейчас, когда Лесько мертвый, эти двое тоже будут показывать на него.

– Ты хорошо натаскал этого парня, – повторил Сазан.

В ментовку они вернулись тем же порядком: Царьков на патрульной «канарейке» и следом – Валерий в джипе. На этот раз в кабинете оказалось довольно народу: один пожилой опер сидел на подоконнике и чистил табельное оружие, а еще двое, усевшись на стол, оживленно обсуждали ведомственные новости. В углу мерно всхрапывал неисправный чайник.