– Насколько я знаю, раньше великий князь был приверженцем французской доктрины одного калибра, одной пушки и одного снаряда? – с каким-то подтекстом спросил Николай Иванович.

– Все течет, все меняется. Кстати, трехдюймовая горная скорострельная пушка, которая стала поступать в Маньчжурский военный округ после принятия на вооружение русской армии, также заслуга Сергея Михайловича. Гористый театр войны требует наличия современной артиллерии, – ответил я. – А опыт боевых действий во время боксерского восстания показал, что ихэтуани и китайские войска легко приспосабливали к обороне селений глинобитные стенки, оставаясь за ними, как и в окопах, в полной безопасности от нашей шрапнели. Поэтому вопрос принятия на вооружение фугасного и бризантного снарядов к полевым и горным пушкам прошел в Главном артиллерийском управлении без особых препон, – нейтрально ответил я.

– Особенно, если ты можешь попасть под статью «промышленный саботаж», – усмехнулся, а потом рассмеялся Гродеков, причем так заразительно, что я его с удовольствием поддержал.

– Николай Иванович, если бы вы знали, как теперь быстро решаются вопросы, которые раньше рассматривались годами, – произнес я, после того как мы перестали смеяться.

– Тимофей Васильевич, на пробитии туннелей на Кругобайкальской железной дороге сейчас отбывает каторгу много представителей известных аристократических фамилий…

– Вы это осуждаете, Николай Иванович? – перебил я генерал-губернатора и жестко посмотрел на Гродекова.

– Нет, Тимофей Васильевич. Судебные процессы подробно отображались в газетах. Это страшно…

– Поверьте, там было отображено не все. Полную правду писать было нельзя. Это вызвало бы социальный взрыв, – тихо произнес я.

– Настолько все плохо? – спросил Гродеков.

– Да, Николай Иванович. Народ сейчас жаждет перемен. Крестьяне, рабочие, буржуа, аристократы, каждый социальный слой ждет своих перемен. Во многом глупых, недальновидных и взаимно исключающих друг друга. Но это и не важно… – я, как совсем недавно Гродеков, грустно улыбнулся и продолжил: – Вы думаете, что все они отдают себе отчет о последствиях своих желаний? Нет. Они просто хотят перемен. Им нужно хлеба и зрелищ, как и в Древнем Риме. Эти желания, в конце концов, и погубили Римскую республику.

– Но мы-то не республика, – тихо произнес генерал-губернатор.

– Николай Иванович, информация о том, что великий князь Владимир Александрович хотел принять конституцию и ввести парламентскую монархию по английскому подобию, к сожалению, ушла в массы, – я, как штабс-капитан Овечкин из фильма «Корона Российской империи, или Снова неуловимые» дернул головой. – Промышленники, купцы, да и многие аристократы, можно сказать, возбудились. У них есть деньги, но нет власти. А тут есть возможность желаемую власть получить.

Я сделал небольшую паузу, вспоминая несколько бесед на эту тему с императором в узком кругу, и продолжил:

– Если же к большим деньгам и желанию власти подкинуть революционную идею типа «свобода, равенство, братство», то получится такая гремучая смесь, которая может быстро разорвать российское самодержавие.

– И что думает государь по этому поводу? – поинтересовался генерал.

– Император понимает, что самодержавная система вызывает ту или иную степень протеста – осознанного или неосознанного, – но во всех слоях населения. Отсюда возникли либеральная оппозиция и российский социализм в двух его основных вариантах: народническом и марксистском, – я провел языком по пересохшему небу. – Иначе и быть не могло: если слой образованных людей не находит естественного применения своим способностям к лидерству и управлению, то из его представителей начинает складываться антисистемное сообщество, руководствующееся постулатами, изначально противоположными существующей государственности. Стоит ли удивляться, что это «прогрессивное» сообщество взяло на вооружение «самые передовые» социальные теории и занялось поиском не только легальных, но и нелегальных способов воплощения их в жизнь. В такой ситуации нет никаких гарантий, что в критических обстоятельствах их доктрины не начнут резонировать с народными утопиями и предрассудками.