Лана, пытаясь принять важное решение, вздохнула. Она верила ему. И не верила. Хотелось продолжить беззаботно существовать, однако хотелось и получить выгоду. Почему нет, если та плывет в руки? И выгода, и помощь. Но свербела тревога.

– А, если у меня не получится вновь погрузиться в то состояние? Ведь я пыталась сегодня – не вышло.

Вот и призналась.

– Получится. Пойдемте.

– Куда?

Он встал. Зацепил очки дужкой за вырез футболки, зашагал к выходу на террасу. Оглянулся еще раз, качнул головой.

– Пойдемте. Я вам кое-что покажу.

И она поднялась с кресла.

Снаружи Марио какое-то время озирался. Оценивал взглядом то плетеный стул, то стол, то огромный пустой вазон у двери – что-то искал. Остановился на цветочном горшке поменьше, быстро подошел к нему, поднял, развернулся и… со всего маху запустил им в Лану.

Та в ужасе вскинула руки, защищаясь, хотела одной прикрыть лицо, а второй отбить летящий предмет и… соскользнула в «замедленное время». Гудел на одной ноте океан, пристальный взгляд Марио превратился во взор восковой фигуры, вращающийся цветочный горшок завис перед лицом. И тогда она, как и в прошлый раз, усилием воли приказав телу двигаться, успела скоординировать движения рук таким образом, чтобы ухватить предмет пальцами за кромку и остановить его полет. А, едва выскользнув в нормальное время, тут же заголосила:

– Вы сумасшедший?! А если бы я не успела?

Кассар выглядел спокойным.

– Успели бы. Химик так и говорил, что поначалу для «погружения» может требоваться динамический объект. Опасность.

– Опасность? Вы что, всякий раз теперь будете швырять в меня все, что под руку попадется?

– Если будет нужно.

– Вот спасибо!

Лана приказала себе успокоиться – перевела дыхание, отставила горшок подальше – смотреть без содрогания теперь на него не сможет. Это всего лишь эксперимент. Эксперимент. Ей никто не хотел разбить лицо.

– А кто такой Химик?

– Химик – тот человек, которые изобрел раствор.

– Ясно.

Сердце все еще стучало гулко – запоздало пустилось в галоп и все не желало переходить на нормальный темп. Хотелось выпить.

– Теперь убедились, что у вас получится?

– Да, спасибо. Повторять не нужно. Пока не нужно.

– Я и не собирался. Простите, что не предупредил, но тогда бы исчез эффект внезапности.

Чудесно. А выпить нечего – шампанское накануне она так и не купила. Пожадничала. Может, действительно принять авансом десять тысяч, а после как следует напиться?

Стоя у двери, Марио произнес в третий раз:

– Позвоните мне. Как определитесь. Я буду ждать.

И в третий раз Лана, стоя на своем, качнула головой.

– Позвоню только в том случае, если соглашусь.

– Вы точно не хотите принять аванс?

– Точно.

Нет – возьмешь чужие деньги и моментально станешь «должен». Исчезнет легкость, запястья скуют невидимые наручники, и вместо того, чтобы жить, только и будешь думать о том, как отработать взятую в долг сумму. И не важно, что говорил «десять тысяч в любом случае останутся у вас».

Хороша замануха.

Нет, и точка. Бутылку шампанского Лана, в конце концов, может купить и на свои.

Гость все не уходил, мялся. Подыскивал правильные слова и не находил их; наконец, сдался.

– Я буду ждать.

– Всего доброго, мистер Кассар.

– Всего доброго, Лана.

Он ушел – Слав-те-Господи. Глядя через дверной глазок на то, как шагает по дорожке к выходу темноволосый человек, Лана думала о том, что через минуту она обязательно выскользнет следом и запрет калитку.

(William Joseph – Cinema Paradiso)

Три месяца назад он ужасался прикасаться к вживленному в тело металлу – чувствовал себя недо-роботом, ущербным и приговоренным к казни человеком. Одномоментно растерял радость от привычного: хождения на работу, траты времени на продумывание рулевых систем, больше не рисовал яхты. Забросил собственные традиции и ритуалы, не звонил старым друзьям, почти ни с кем не общался. Если пил, то редко и не по многу – чувствовал тошноту при мысли о том, что спускает последние отведенные дни в унитаз и страдает похмельем вместо того, чтобы любоваться тем, что вокруг.