Она позвонила Саше Иванову, но сказать ничего не могла, ревела. Иванов приехал. Тут очень кстати оказалось, что нет у него воображения. Он всегда спокоен как холодильник. Сказал, плевать на деньги, главное, что все здоровы. Этот странный силлогизм успокоил Катю. К тому же если Иванов берётся сопереживать, то делает это с размахом. Двадцать тысяч вёрст и океанский прибой – вот лучший клей для разбитого сердца, сказал он. И пообещал купить домик в Калифорнии. И правда купил.

Отличное средство кстати, прекрасно лечит расстроенные нервы. За неделю Катя сократила рыдания до трёх часов в день. Собрала вещи. Чтобы ничто не напоминало о прошлом, она решила ничего не брать. Три шкафа – такой неудобный объём: оставлять жалко, взять невозможно. К тому же там сплошные ансамбли. К джинсам блузки и сапоги, платье летнее у неё было, с ним сандалии, шляпа…

Следующие пять минут её рассказа я привести не смогу, потому что плохо понял. Так вот, белоснежный боинг собирался унести Катю в своих алюминиевых объятиях. Из мира переменчивых мужчин она улетала к океану, который никогда не обнимет, но и не обманет. Он каждую минуту разный и постоянен в своей переменчивости. Когда до побега осталась ночь, Катя не выдержала ещё раз, позвонила Генриху. Просто спросить, как дела, и попрощаться. Почти муж всё-таки. Она чувствовала, что выдержит разговор.

В ней всё уже перегорело, даже гордость. И пусть он знает, он для неё – пустое место.

Генрих поднял трубку и заговорил быстро, не давая вставить ни слова. Снова называл её ангелом. Говорил, что сам собирался звонить. Невероятным образом в ту ночь он отыгрался. Он знал, что отыграется, и поклялся завязать, если деньги вернутся. И загаданное сбылось. Конечно, ей всё это безразлично, он понимает. На прощение не надеется, но хотел бы увидеть её в последний раз и вернуть всю сумму. И просто взять её за руку, если можно.

Катя молчала в ответ. То есть, как молчала. Её пробило сразу после слова «привет». Он всё говорил, говорил, потом спросил, почему она не отвечает.

И можно ли приехать. Она сказала «угу».

Он добирался час, она взяла себя в руки. Даже улыбалась. Встретились как чужие, говорили о пустяках. Сидели там же, у камина. Чаепитие не предвещало ничего выдающегося. И вдруг раз – они уже голые. До сих пор не понятно, как это вышло. Он уснул, она ревела. А поутру улетела в Америку. Всё было кончено, но из аэропорта она снова позвонила, сказать что добралась и всё отлично. Потом ещё из Калифорнии позвонила, рассказала в двух словах, как устроилась. Потом позвонила предложить остаться друзьями. Ну и просто голос услышать, как он там.

И слушала пять часов. Вскоре выяснилось, что прилететь назад дешевле, чем вот так висеть на телефоне. Взяла и вернулась. Втайне от Саши Иванова. Её бывший до сих пор уверен, что она лечит разбитое сердце Тихим океаном. Он добряк, но лишён фантазии. Он старается её не тревожить, спрашивает в скайпе, как ей тамошний климат. Катя отвечает – замечательно. Для правдоподобности сочинила смешных американских соседей. Саша им уже приветы передаёт. Признаться, что она снова с Генрихом, – невозможно.

Она вернулась в Юрмалу, в этот самый дом. Иванов говорил, что не собирается сдавать в аренду. Хлопот много, выручка не окупит ремонта. Русские курортники – буйные. Что не перебьют, то перемажут. Вот Катя и живёт по секрету. Генрих в Москве, отрабатывает долги. Катиных денег он больше не берёт, хоть она и предлагала. Сама она преподаёт йогу, рисует картины и водит японских туристов. Она знает японский, ничего себе. Добрые небеси кружат бывшего мужа, он весь в делах. А если и приедет, поворчит и успокоится. Он добрый. К тому же Генрих вот-вот рассчитается и тогда – в Норвегию. Или в Америку. В общем, всё хорошо, только вот кое-кто все шмотки выбросил.