Столько мороки! Несмотря на еще свежие впечатления после таверны, Инь даже пожалела мужчин. Кстати, надо бы сделать интимную стрижку. Моне-то некогда, он будет ей рад. А как с остальным?

Самого важного предмета комнате не было. Как без зеркала можно здесь жить? Его точно нашла бы Юли, но Инь не рискнула пойти и спросить.

Она повернулась боком и хлопнула себя по бедру – звук вышел глухим, без привычной упругости и сотрясения. Кожа да кости, жировой прослойки там почти нет.

– Ну и дрянь, – выдохнула Инь уже вслух, и чужой грубый голос Мони только усилил ее раздражение. – Господи, как они со всем этим живут?

Вот бы сюда ее настоящее тело…

Закрыв глаза, Инь с тоской вспомнила высокую грудь – полную, с торчащими гордо сосками, что проступали под шелком из сета «Блудницы». Ткань скользила по коже, подчеркивая каждый изгиб совершенной фигуры, останавливающий на себе любой взгляд – будь то голодный блеск мужских глаз или сдержанное восхищение Роби под маской сарказма.

Инь провела ладонью по голове – на ощупь волосы, как шерсть верблюда – жесткая, спутанная и неприятно короткая. То ли дело ее: шелковые, тяжелые, черные как смоль, струящиеся по плечам и спине водопадом, что падал на грудь, обрамляя ее.

А ноги… Ее длинные, стройные ноги, что заставляли сердца биться быстрее. Идеальные полушария попы, обтянутой шелком, вообще сводили с ума. Женское тело – сокровище, оружие, власть, а это подобное дать не могло.

Инь едва не прослезилась, вспомнив себя совершенно другой и внезапно почувствовала, что в паху шевельнулось, словно там была мышь.

Взвизгнув, подпрыгнула и, суча ногами, упала на кровать, срывая трусы. Но там ничего, кроме… него.

Осторожно, двумя пальцами, как будто держала ядовитую тварь, приподняла, разглядывая, словно ждала подвоха с его стороны. Неизвестно, как это себя поведет. Лишь бы по незнанию не причинить ему вред.

Под таким фокусом оно вновь шевельнулось и напряглось, оживая.

Инь испуганно вздрогнула и продолжила за ним наблюдать, прислушиваясь к своим ощущениям. Они здесь… другие.

В «Сансаре» возбуждение было приливом – медленным, глубоким, поднимающийся от низа живота, растекающийся теплом по венам, заставляющим грудь тяжелеть, а кожу гореть, будучи мягким, но многослойным и властным. Его чувствуешь в каждой клеточке тела: в дрожи бедер, в сладкой тяжести между ногами, в том, как соски напрягаются, реагируя на касание шелка, пальца или одного только взгляда. Это как волна в океане, что накрывает и уносит в его глубину.

А тут…

Инь нахмурилась, глядя на то, что робко шевелилось в руке. Вместо прилива, что поднимался плавно и мощно, – словно кто-то дернул рычаг и поднимает теперь. Тепло не растекалось мягким потоком, не обволакивало грудь и бедра, а собиралось внизу – в этом нелепом хряще, что рос, всасывая в себя кровь, точно комар. Там только механика – простой, как топор. Повернули ключ, завели – движок работает вхолостую и гудит, требуя залить больше топлива. Скорее, даже приказ – грубый, напористый, как окрик солдата.

Сугубо в исследовательских целях Инь подчинилась. Она знала, что делать, благо успела набить руку еще в «красном доме». Не величественный симфонический оркестр, каким это было там у нее, а короткое соло на дудке.

И такой примитив движет мужчиной? Размером с ладонь? А разговоров-то сколько вокруг него…

Тем не менее, поступательные и ритмичные движения привели к ощущениям сладостно острым, и эксперимент пришлось срочно прервать.

Поняв, как это работает, Инь собрала волю в кулак, не став тратить чужие ресурсы впустую. Возможно, у Мони на них свои планы, а воровать чужое нельзя. С другой стороны, он ей должен. К тому же, как слышала, если так и оставить, в паху будет резь, а здоровье прежде всего. Так что…