Еще он не улыбался и тем более не смеялся. Почти никогда. Очень редко.

– Ты откуда знаешь, что я дома? – спросил Саша.

– Ниоткуда, просто зашел.

– Как дела у вас? – сразу отправившись на кухню, громко спросил Саша.

– Ну, вы там натворили в Москве, – не стал отвечать на заданный вопрос Негатив. – Надо было тоже съездить. Красиво. Ты видел себя по ящику?

– Себя? – Саша выключил раздраженно подрагивающий чайник, обернулся к разувшемуся и вошедшему на кухню Негативу.

– Не видел? Сначала ты там в первой колонне засветился, и кто-то из вас мента охерачивает палкой, потом все куда-то бегут, витрины крушат, на земле валяется мент, а ты прыгаешь ему на фуражку. Отличный кадр. А что на фуражку, я думаю? Прыгнул бы ему на голову? А?

Сашу передернуло. Это не очень приятно, когда несколько тысяч, быть может, сотен тысяч людей наблюдало твои… забавы…

– И что… меня там хорошо видно? – тихо спросил Саша, отчего-то немного осипнув.

– Так, не очень… Но я узнал… Курить можно?

Саша некоторое время смотрел на Негатива.

– Кури. И мне…

– Тут, короче, друзья твои приехали, – продолжил Негатив, затянувшись.

– Какие еще друзья? – Саша тоже прикурил и опять вперился в Негатива.

– Веня московский и Рогов из Сибири.

Сашу опять передернуло, правда, на этот раз полегче.

– А они-то по кой черт?

– Говорят, что в Москве сейчас все шхерятся, по нашим хатам обыски идут. Веня, он вообще бездомный, ему жить негде, а Рогов сказал, что на поезде ехать в его Сибирь стрёмно – паспорт все-таки надо показывать, когда билет покупаешь, а на электричках… сам пойми: озвереешь, пока доедешь. Поэтому они к нам, – Негатив глубоко затянулся, выпустил дым, проследил его путь глазами, – к нам приехали. А чего ты так всполошился?

– Ко мне мусора уже два раза приходили.

– Ты их не пустил?

– Нет, меня не было. Они к матери приходили.

– И ко мне, – сказал Негатив.

– И чего?

– Я им не открыл. Они постучали два часа и ушли.

– А ты в это время сидел, пришипившись.

– Не, мы с ними душевно общались через дверь. Обещали, что меня выебут и высушат.

Саша посмотрел на Негатива и в который раз оценил его крепкое, прозрачное, не показное мужество. Негатив действительно не боялся быть избитым, и даже избитым жестоко, и вовсе равнодушно относился к угрозам. Его несколько раз от души лупили дубинками за нанесение черной краской на стены здания администрации наглых надписей вроде «Губернатор, сдохни!», и за то, что он влепил этому самому губернатору в лицо торт. Около полугода назад Негатива взяли под стражу и в течение двух дней из него конкретно выбивали показания на товарищей – за неделю до этого местное отделение «Союза…» бутылками с зажигательной смесью подожгло офис сайентологов: любых сектантов пацаны не любили. На пожар вовремя подоспело «01», но скандал получился немалый. После двухдневных пыток Негатива отпустили. Полтора месяца ему помогал есть, одеваться, завязывать шнурки младший брат, Позик, – полная противоположность Негативу – разбитной одиннадцатилетний малец, с вечной улыбкой на наглой роже, самый младший из местных «союзников»…

Ну да, они называли себя «союзники». Это поначалу бессмысленное слово обрело со временем плоть, и звучание, и значение.

Впрочем, с нелегкой руки журналистов их часто называли «эсэсовцы» – по первым двум буквам наименования партии, а порой, когда хотели унизить или указать на молодой возраст пацанов, состоящих в «Союзе созидающих», – «отсосы».

Негатив никого не выдал из «союзников», и себя в том числе. Он ведь тоже бутылки кидал. Хотя не он один, конечно.