Сегодня я привычно затаилась за компьютером, с опаской поглядывая на дверь, перелопатила гору писем, даже отправила бухгалтерии отчеты, которые они требовали несколько месяцев, угрожая сжечь меня на костре, но никто так и не побеспокоил. Ни одна из девчонок не заглянула в кабинет поздороваться или излить душу – работа морально очень тяжелая, приходится быть друг другу психоаналитиками. Никто не пришел поделиться шоколадкой или свежей сплетней, попросить пакетик чая, похвастаться новым маникюром, поплакаться, что мужики – козлы. Так не бывает! Что происходит?
Я попыталась сосредоточиться, напоминая себе, что подобные чудеса случаются крайне редко или вообще никогда, надо ими пользоваться. Может, сегодня у меня даже будет возможность зайти в соцсети и просто полистать ленту, ведь так делают нормальные люди?
Прошла пара часов тишины и плодотворной работы. В душу начали закрадываться сомнения. Мозг, не загруженный срочными делами по самое не балуйся, принялся изобретать страшилки. Так, на самом деле, что случилось-то? Я не выдержала и вышла из кабинета. Никого. Куда вы подевались все, чтоб вас? Ну, даже если в офисе пусто, кто-нибудь обязательно обнаружится на кухне, которую у нас по недоразумению именуют комнатой отдыха.
Я вошла в небольшое помещение со стенами, сплошь покрытыми фотками наших выздоровевших подопечных всех возрастов, цвета кожи и национальностей. Мне больше нравится называть его «комнатой силы». А вот и люди! Почти все здесь. Даже Наум Ильич, наш директор, пожизненный Дед Мороз – телосложение подходящее, белая борода и круглое доброе лицо тоже имеются. Детки его любят.
– Что за тусовка? У кого-то день рождения? А меня почему не позвали?
Карина, красавица-брюнетка, с жалостью посмотрела на меня заплаканными глазами, комкая бумажную салфетку, и тихо прошептала:
– Славик, умер, Саяна.
Наш ангелочек с льняными кудрями и огромными голубыми глазами!.. Все говорили, что мы с ним очень похожи, только у меня волосы под темное золото и глаза совершенно непонятного цвета – дымчатые, с синими крапинками. Я так привязалась к нему за этот год, при любой возможности приезжала в больницу и сидела с ним, отпуская его измотанную маму, Нину, немного поспать. Знала, что так нельзя, но ничего не могла с собой поделать.
– Славик? Не может быть! Мы недавно скайпились с Ниной, все было хорошо! Его же только что прооперировали! Я собиралась навестить вечером!
– Извини, мы думали, ты знаешь. – Наум Ильич устало потер веки. Так вот почему никто не заходил в мой кабинет!
– Как же так? – мне удалось каким-то чудом сползти по стене на диван. – Славик?..
Мой стойкий солдатик! Без слез переносил самые болезненные процедуры и всегда улыбался. Ему было всего четыре года, но более сильного человека я не встречала. Когда огромная сумма на его лечение была почти собрана, не хватало всего четверти, я разбросала посты с призывом о помощи по всем соцсетям и сайтам. Тысячи волонтеров вышли на улицы столицы с его фото. В тот день мы собрали столько, что хватило на лечение еще двух малышей, а мне удалось вновь поверить в людей.
– Нужно ехать к Нине. – Прошептала я. – У нее же в Москве никого.
– Конечно. – Наум Ильич кивнул. – Поеду с тобой.
По дороге в детский онкоцентр мы собрали все пробки, светофоры и аварии, какие только смогли. Ехали молча, не включая радио. Также, ни слова не говоря, вышли из машины и пошли к разноцветному зданию. Мне вспомнилось, как Славик называл его «Лего». Оно на самом деле было похоже на кое-как «пристыкованные» друг к другу прямоугольнички известного конструктора.