– Успеть успели, – откликнулся Гено, – но их даже на пристань не пустили.

– Ты откуда знаешь, – обиделся сван, сидевший рядом со мной, – тебя еще на свете не было.

– Мой отец с ними был, – сказал Гено, – Петро наш родственник…

– Языки не распускай! – вдруг крикнул мой страж, всунув голову в машину. – Пароход – нет, дерево – и то никто не имеет права сжечь!

– Значит, – сказал сидевший рядом со мной, переждав разъяснение заместителя лесничего, – это тот самый Сандро из Чегема?

– Тот самый, – сказал я.

– Красивый старик, усы тоже имеет? – уточнил сидевший рядом сван.

– Да, – сказал я.

– В прошлом году, когда генерал Клименко приезжал на охоту, он сопровождал? – спросил мой страж, вглядываясь в меня.

– Да, – сказал я, стараясь не выпячиваться, обстоятельства работали на нас.

– Генерал Клименко – прекрасный генерал, – сказал сван, сидевший рядом.

– Какой маршал – такой генерал, – сказал Гено.

– И охота была большая, – сказал шофер, не отрываясь от дороги.

– Товарищ Сандро – уважаемый человек, – твердо сказал черный китель.

– О чем говорить! – воскликнул сван, сидевший рядом со мной. – Сопровождать генерала Клименко с улицы человека не возьмут.

– Сами знаем, – обрезал его мой страж.

Я чувствовал, что шансы мои улучшились. Взгляд заместителя лесничего не то чтобы стал дружелюбней, нет, теперь он острей всматривался в меня и как бы с любопытством обнаруживал под верхним порочным слоем моей души слабые ростки добродетели.

Уже смеркалось. Дорога все еще шла над пропастью, где в глубине слабо блестело русло реки. Отвесная стена сменилась меловыми осыпями, бледневшими в сумерках.

Метрах в ста впереди показалась машина. Она стояла у края дороги. Рядом с ней толпилось несколько человек.

– Там авария случилась, – сказал сван, сидевший рядом со мной.

– Сорвалась машина? – спросил я.

– Языки, – неуверенно предупредил мой страж.

– Да, – сказал он, не обращая внимания на предупреждение стража, – слава богу, шла в город последним рейсом, мало людей было.

– Языки, – более строго вставился мой страж.

– Кто-нибудь спасся? – спросил я, понижая голос.

– Один мальчик, – сказал сидевший рядом со мной, – выпал из машины и зацепился за дерево.

Мы подъехали к месту катастрофы, и шофер остановил машину. Все вышли из нее. Второй грузовик слегка приотстал. Я подошел вместе со всеми к обрыву.

Внизу у самой воды лежал продавленный, как консервная банка, автобус. Выброшенный ударом, один скат валялся на том берегу реки.

– Вот это дерево, за которое мальчик зацепился, – сказал сван, сидевший рядом со мной в машине. На самом обрыве из расщелины в камнях подымался узловатый ствол молодого дубка с широкой кроной, похожей на зеленый парашют.

– Не надо, товарищи, ничего интересного, – крикнул мой страж, обернувшись ко второй машине. Она только что подошла, и те, кто в ней сидел, потянулись к обрыву.

Не обращая внимания на его предупреждение, все подошли к обрыву и заглянули вниз.

Вдоль обрыва стояли цементные столбики, даже на вид такие слабые, что, кажется, одним крепким ударом ноги можно снести любой. У автобуса отказали тормоза, и он вывалился в обрыв, сшибив эти столбики, как городки. Каждый год в этих местах случаются такие вещи, и каждый раз, когда я узнаю об этом, возмущаюсь, думаю куда-то писать, кого-то ругать, но потом как-то забывается, уходит.

– Ну как, – подошел ко мне Котик, – уломал?

– Кажется, склоняется, – сказал я.

– Я своего тоже обработал, – сказал он, – вон разговаривает с ним.

В самом деле, черный китель стоял рядом со сваном из второй машины. Тот что-то говорил. Мой страж слушал его, склонив голову. Топорик свешивался с безвольно опущенной руки. Казалось, сейчас сам закон осуществляет свое законное право на отдых.