Пока он рассказывал, как его команда обыграла всех соперников, только один раз устроив «качели» в партиях, Лёля подогрела шашлык и нарезала салат из помидоров.

Герман одновременно поедал горячее сочное мясо и активно жестикулировал, изображая в лицах то своих подопечных, то соперников, то их тренера. В такие моменты Лёля любила за ним наблюдать. Он так искренне переживал за успехи своих ребят, что чувства лились через край. Он торопился рассказать и показать каждый ключевой момент, проживал его заново, позволяя и ей разделить бушующие эмоции.

На волне воспоминаний Герман уничтожил блюдо эклеров и растерянно уставился на пустую посудину.

– Спасибо, Лёшка. Всё было вкусно. Даже эти сладкие булочки, – он бросил взгляд на часы и нахмурился. – Уже поздно, утром тренировка. Ты завтра работаешь?

Лёля застыла в нерешительности: у неё не хватало духа напроситься на ночёвку. Она медлила, ожидая предложения от хозяина. Герман словно не заметил её колебаний. Похлопал себя по животу и поднялся.

– Ты на машине, или тебя отвезти?

– На машине.

Лёля поспешно отвернулась, пряча алеющие щёки. Нащупала в раковине тарелку и накинулась на неё, как на возможность изобразить занятость, пока обида не отхлынет от лица. Герман обошёл стол. Нависая над Лёлей, вымыл руки прямо под струёй воды над её ладонями, плотно прикасаясь грудью к её спине. Лёля застыла, ощущая тепло его тела сквозь ткань платья. Герман чуть склонился и поцеловал её в макушку. Она затихла, как мышь под веником, ожидая продолжения, но его не последовало. Лёля судорожно вдохнула, в очередной раз борясь с комом в горле. От Германа пахло духами. Женскими, сладковатыми, судя по всему, довольно популярными в этом сезоне. Этим же благовонием пользовалось как минимум две клиентки New look. Приятный дорогой аромат тут же обрёл нотки неприязни и привкус горечи.

Лёля с видимым усилием сохраняла лицо ещё десять минут, пока домывала посуду. Надела пальто, натянула сапоги и, поспешно попрощавшись, вышла из квартиры.

Не первый раз от Германа пахло другими женщинами, но Лёля умело находила для него оправдания, изобретательнее, чем политик после выборов, не сдержавший обещаний. В этот раз зазор между проколом Германа и поиском причины, объясняющей запах духов, оказался достаточным, чтобы Лёля успела расстроиться и заподозрить его в похождениях.

Открывая дверь машины, она наконец придумала для него правдоподобное железное алиби: распространённый модный аромат мог прицепиться к нему в любом общественном месте, даже в магазине, очень уж он стойкий и приставучий.

Удовлетворившись этим, Лёля завела машину и вырулила со двора. В этот раз душевная боль не была резкой, скорее тягучей и нудной, словно давнишний синяк, по которому случайно ударили снова.

Её любовь переживала взлёты и падения, валялась растоптанная в ногах и парила в небесах, пусть недолго, но и такое бывало. А родилась постепенно, вместе с взрослением самой Лёли. Но вот осознание чувств оказалось довольно болезненным и стоило разрушенной дружбы.

Каждый год в школе устраивали день самоуправления. Эту традицию ненавидели учителя, но обожали ученики. Педагоги выбирали себе замену среди старшеклассников, которые целый день преподавали их предмет. Учителя, естественно, подстраховывались заранее: успевали провести все диктанты и контрольные, пропускали новые темы, оставляя для дня самоуправления повторение пройденного или что-нибудь совсем лёгкое.

Лёля втайне надеялась, что мама назначит её своей заменой, но Нина Валерьевна за несколько дней за ужином преподнесла новость, что уроки географии будет вести Лёлин одноклассник – отличник и гордость школы. Лёля молча проглотила обиду вместе с макаронами. Мама не посчитала её достойной. Это было ожидаемо, но всё равно неприятно.