Таков был первый друг Марселя.

И по выходе Альберта из психушки свободный как птица Марсель начал воровать у бабушки деньги и исчезать на целые вечера. В ответ она стала носить паспорт, сберкнижку, кредитку и деньги в специальной сумочке – ремешок на шее, хранилище под юбкой. Ее паспорт дошлый Альберт мог использовать на взятие кредита и на другие интересные дела. Бабушка поняла это довольно быстро и туда же, к себе под юбку, спрятала и паспорт Марселя. Дома она не оставляла нигде эту сумочку без присмотра. Марселю для удостоверения личности она сделала ксерокс и отдала внуку только первую страничку, к сему же прилагалась и копия документа с диагнозом.

Марсель стал закатывать скандалы, требуя побольше денег себе на «Макдоналдс», поскольку там – понятно – его поджидал Альберт. Бабушка давала эти суммы на двоих, боясь, как бы Альберт не предложил бы снова бедняку и первоходке Марселю (если уж денег нет) свидание с хорошим человеком, получишь удовольствие и еще и нам с тобой заплатят.

Время от времени, когда денег совсем не оставалось, Альберт приходил пожрать бабушкиного супу и ее котлет. Притом она чувствовала (просто, что называется, шкурой), что Альберт хочет ее убить. Просто так. Бабушка-то была гордячка и в твердой памяти, про ум можно было не беспокоиться, три языка в анамнезе и докторская диссертация. Альберт не мог простить такого. Как тот знаменитый ребенок из детдома, которого усыновили и который тут же свернул головы только родившимся котятам, задав приемным родителям и врачам вечный вопрос, как быть. Он не знал, что есть доброта, любовь и жалость, все движущееся вызывало в этом Маугли желание свернуть ему шею. Видимо, то был ребенок насильника-убийцы.

Чей сын был Альберт, бабушка так и не узнала, как и не узнала, кто его довольно скоро схоронил.

Однако же цель у него проглядывала ясно – завладеть этой квартирой, старой квартирой 50-х годов: трехметровые потолки, толстые стены, окна в дворовый сад. Очевидно, думала умная старуха, что Альберт считает Марселя единственным наследником. Заставить этого клинически лопоухого мальчишку продать Альберту помещение – за какие-то заоблачные дачи в Португалии, к примеру, – не представляло для этого покупателя никакой проблемы. Марсель слушался его с восторгом.

И однажды, за ужином, над общим супом, бабушка невинно сказала, что завещала свою квартиру подруге Зое, нищенке и бомжу, дочери своей школьной подруги. Которая Зоя с двумя детьми живет в дешевом хостеле, приюте для бедняков. Ни на что не надеясь. Летом-то мы у них жили на даче, помнишь? А детей учит немецкому.

– У тебя, – мрачно ответил внук. – Бесплатно.

– А как же Марсель? – дерзко, якобы защищая права друга, спросил Альберт.

– А у Марселя своя трехкомнатная квартира, его там ждет комнатка.

– Но в квартире же мать! – возопил Альберт.

– Но он там имеет все права. Тем более что скоро тебе, Марсель, дадут инвалидность и пенсию.

– Это копейки, – закричал Альберт, а Марсель охотно кивнул.

– Но твои. Научишься их расходовать. Научишься понимать, кто вымогает у тебя твои деньги, заставляет за него платить, – выразительно глядя на Марселя (и имея в виду расплывшегося в невинной улыбке Альберта).

Бабушка поймала себя на желании убить этого парасита, именно парасита, как вошь, уничтожить его, сделать ему домашнее харакири или сунуть нож меж ребер. Такое это было явно чувство, что Альберт немного поперхнулся супом.

После чего, съев второе и запивши его компотом, Альберт свистнул Марселя, и парни ушли играть в бродилки-стрелялки.