Что за глупость?! Уж я-то точно не такая! Чушь! Увиливать от работы? Вообще не про меня. И если я уже, всё равно, уволена и терять мне нечего, то расставлю точки, там где надо.

– Я прошу прощения, но я себя к таким не причисляю. Вы совершенно неверно составили мнение обо мне. Если я такая, как вы говорите, откуда взялась пояснительная записка на вашем столе?

– Что?! – грозно восклицает он, и в его чуть хриплом голосе проскальзывают нотки гнева.

– Я говорю, что от работы никогда в жизни не отлынивала. Так что…

– Не оправдывайся, – обрубает он и в тёмных глазах проблёскивают молнии. – Поздно. Научись слушать, этот навык тебе в будущем пригодится.

Молнии в его взгляде отзываются во мне смутным тревожным и тянущим чувством, неясным шёпотом и лёгкой дрожью. Я прикусываю губу. Но, если честно, обидно выслушивать про себя то, что не имеет ко мне ни малейшего отношения. Это прямо-таки оскорбительно. Хотя доказывать ему что-то вообще не имеет смысла. С другой стороны, для чего вообще всё это представление?

– Слушайте, Андрей Дмитриевич, зачем вы мне всё это говорите? – не выдерживаю я. – Напутственное слово что ли? Так я в нём не нуждаюсь, потому что это всё вообще не про меня. Я не такая. Вы меня совсем не знаете. Я как раз ответственная и целеустремлённая, настроенная на совместный успех. Посмотрите отчёты, во сколько я прихожу и во сколько ухожу с работы. Хотя, ладно… Вам-то что! Нанять, уволить разницы нет. Мы же для вас просто сверчки...

– Да ты! – Градов даже слов не находит от моей наглости.

Он поднимается из-за стола, нависая надо мной, как грозное торнадо, сверкает тёмными глазами и ничего не говорит. Видимо опять считает до десяти, чтобы справиться с гневом.

– Дерзкая, безответственная, с диким самомнением! – наконец обретает он дар речи. – Уволена!

«Ждали обозу, а дождались навозу», – скептически шепчет бабушка.

Градов садится за стол и размашисто подписывает моё заявление. Это типа я сейчас последний шанс запорола? Почему-то, несмотря на то, что я уже свыклась с мыслью, что меня увольняют, испытываю в этот момент жгучее разочарование и даже лёгкую тоску. Ладно, показывать, насколько это чувствительно, я не буду… Вот только я так и не поняла, мне уже уходить или нужно отрабатывать…

– Андрей Дмитриевич, – начинаю я.

– Свободна! – рычит он.

Вот же гневливый самодур. Я выскакиваю из его кабинета, как ошпаренная и сразу оказываюсь под обстрелом сочувственно-любопытных глаз Синицкой.

– Ну что? – спрашивает она.

Я пожимаю плечами:

– Уволена…

– Не переживай, может ещё передумает… Кофе хочешь?

– Хочу, наверное… спасибо большое…

Я беру большую чашку кофе, печенье нашего производства и ухожу к себе. Сажусь за стол и… не знаю, что мне делать. Ощущаю пустоту и грусть, будто потеряла что-то дорогое сердцу. Сейчас я чувствую себя совсем не так уверенно, как несколько минут назад, когда выступала перед боссом. Даже наоборот…

Я отхлёбываю кофе, не ощущая ни аромата, ни вкуса, и набиваю рот печеньем, в надежде на обильное выделение серотонина или дофамина, что там помогает чувствовать себя счастливой? И в этот момент дверь с шумом распахивается и бьётся о стену.

На пороге появляется Градов.

– Вот, что мы сделаем! – говорит он, подходя ко мне.

Чувствую себя крайне неловко, как мышь, пойманная с поличным на мешке с зерном. Продолжать жевать, когда босс стоит надо мной, как-то неловко. Поэтому я делаю каменное лицо. А если он что-то спросит, и я не смогу ответить?

Он держит моё заявление прямо перед моими глазами.

– Заявление подписано, – говорит он. – Но по условиям контракта ты должна отработать две недели, прежде чем уйдёшь. Значит, будешь работать, причём, с полной отдачей! Если не будешь, мы тебя оштрафуем и ты не получишь никаких выплат при увольнении. Ты понимаешь, что я говорю?