Тут из-за угла вынесло на него Приходьков, Саньку со Светкой, и Колька воспрянул духом, без церемоний усадил старшего на лавочку и, морщась от его портянок, заставил примерить ботинки.

– Ух ты! – восхитилась Светка, всплеснув руками. – Какой красотец!

– Как раз, – буркнул Санька, притоптывая, – еще и под толстый носок останется. Ну это, спасибо.

И протянул Кольке яблоко, в которое тот немедленно впился зубами. Проголодался за день.

– Носи на здоровье.

– Найденова Мария Васильевна, одна тысяча восемьсот девяносто пятый год рождения, вдова, член партии, проживала по адресу: улица Первого Мая, дом пять, квартира два, заведующая складом, не судима, не состояла и тэ-дэ и тэ-пэ…

Сорокин постучал карандашом, подгоняя:

– Понял-понял. Что в медзаключении?

– Остановка сердца.

– Остановка сердца – всегда единственная причина смерти! Конкретно?

– Рефлекторная остановка сердца. Патологоанатомический диагноз: закрытая тупая травма грудной клетки.

– Не понял. Дай.

Акимов протянул бумагу. Сорокин нацепил очки с одним стеклом, принялся вчитываться, разбирая медицинские каракули, и вскоре брови его поползли вверх:

– Ушиб сердца с последующим травматическим инфарктом… закрытая тупая травма, ушиб сердца, разрыв миокарда и эндокарда?! Так что, значит, признаки насилия имеются?

– В том-то и дело, что нет. – Акимов достал другую справку. – Вот выписка из истории болезни: неделю назад Найденова получила удар бортом грузовой автомашины, контролируя разгрузку.

– Снова не понял. Сбили ее, что ли?

– Нет, не сбили, – терпеливо возразил Сергей, – по собственной глупости попала в слепую зону и была прижата бортом к стене.

– Что ж она не в больнице? – продолжал придираться капитан Сорокин.

– Так она и была доставлена, – пояснил Акимов, показывая выписку, – но поскольку сознания не теряла, состояние легкой тяжести, жалоб нет, не обнаружено ни изменений внутренних органов, ни повреждения костей, то выписана под наблюдение по месту жительства.

– Надо бы наведаться к этим писателям, – проворчал Сорокин. – Это чего, с разрывом сердца женщина не первой молодости семь суток жила?

– Выходит, так, – пожал плечами Акимов.

– Ох-хо-хо. Есть женщины в русских селеньях… были то есть. Ну, а по пропажам что?

– Соседи показали, что Найденова отправилась на станцию с утра, к поезду на пять пятьдесят, была одета в желтый плащ-дождевик, шляпа коричневая, темно-красные сапоги, при себе имела сумку-ридикюль, тоже красный, с золотой застежкой… ну, там расписано.

– И ничего этого при ней нет?

– Нет, только то, что на ней. Платье из темной плотной ткани, чулки…

– Хватит разводить галантерею, – оборвал начальник. – Деньги, документы?

– Дочь утверждает, что мама должна была привезти ей деньги на покупку подержанной швейной машины.

– Сколько?

– Двести рублей.

– Нашли?

– Нет, кошелек пустой. Также нет колец, цепочки, сережек. Дочь говорила…

– Понятно. Собака что?

– Взяла след, прошла до платформы, там след пропал.

– И, натурально, никто ничего не видел, не слышал и так далее?

– Николай Николаевич, так ведь…

– Не глупее тебя, – оборвал начальник, было видно, что он в целом жизнью весьма недоволен. – Вот что. Подробно расспроси соседей, еще раз допроси дочь, составь описание всего, что на Найденовой было и что было при ней, и наведайтесь на барахолку, может, всплывет что. Связи, связи отработайте. Не было ли конфликтов, угроз? Она завскладом? Может, уволила кого? И как давно инвентаризацию проводили…

Сергей послушно кивал. И молчал. У соседей он уже побывал – безрезультатно. О покойной не то что плохого – нехорошего слова не услышал. Спокойный, добрый, совершенно безобидный человек, с ней и поругаться-то было невозможно, как заявила одна востроносая с общей кухни. И дочка подтвердила: ни разу не слыхала, чтобы мамка кого-то хаяла, и в плохом настроении никогда не пребывала. Живы-сыты, что еще надо? Любила красивые вещи, но без сумасшедшинки, женщина все-таки. По всем статьям золотой человек, как на ладони, и подозревать у нее какие-то тайные жизни было глупо – вся как на виду.