В 1919 году о том, что Япония – это авангард и надежда всей Азии, говорили уже повсюду: и в парламенте, и на страницах газет и даже в коридорах некоторых особенно продвинутых старших школ. Прежде Япония училась у Европы, тщательно отбирая нужное – и отбрасывая лишнее. А теперь Европа показала, что ничему хорошему уже не может научить. Не считать же вершиной европейской мысли расплодившихся, как тараканы, коммунистов!..

Разумеется, такая смена настроений не могла пройти мимо британской разведки. В Токио был отправлен особый агент – индус, который якобы ехал в свободную Японию поизучать всякие науки без чуждых его духу материалистических примесей.

К тому времени Окава Сюмэй уже напечатал столько статей и завёл столько знакомств, что его приглашали прочитать здесь и там курсы лекций. Особенно он любил выступать перед иностранными студентами из колонизированных народов, а двух студентов-индусов даже поселил у себя в токийском домике (и за счёт этого мог частично покрывать аренду).

Именно на этих двух студентов и вышел британский агент. И узнал от них, что в Японии ширится огромное движение по борьбе за права угнетённых народов. И так получилось, что во главе этого движения стоит их любимый учитель, профессор Окава Сюмэй. Он им это по большому секрету рассказал, как-то раз за завтраком.

Агент сообщил в Лондон, что лидер движения, опасного для британских колоний, обнаружен в Токио. Это сообщение так и сгинуло бы в недрах британской разведки, которая слышала и не такое. Но японская контрразведка тоже знала своё дело.

Сообщение было перехвачено и расшифровано. Министру доложили: в Токио действует широкое патриотическое движение, про которое мы ничего не знаем, а возглавляет его некий Окава Сюмэй, по роду занятий – опасный мыслитель.

И, таким образом, становится понятно, каким образом профессор Окава Сюмэй сделал политическую карьеру.

Дошло до того, что в 1939, юбилейном, году срочно изыскали самую лучшую бумагу, чтобы напечатать его очередной фундаментальный труд «2600 лет японской истории».

Рассказ закончился. Они снова были в комнате казённого домика директора самой престижной школы Японии. И тесные стены из тонкой фанеры, заклеенные выцветшими обоями и загроможденные книжными шкафами, казались теперь совсем хрупкими.

– Мне только одно непонятно, – произнёс Кимитакэ. – Как такой великий человек вообще может поместиться даже в актовом зале нашей школы? Я думаю, настолько великий человек должен выступать под открытым небом и обязательно верхом на слоне.

– Слона мы по случаю военного времени обеспечить не можем. К тому же выступление – не главное. Он собирается основать свою собственную, особенную школу разведчиков.

– А у нас что, – осторожно осведомился Кимитакэ, – неужели не было такой школы?

– Была, но выпускники были так себе, – адмирал невольно поморщился. – И мало их было. Приходилось использовать всяких странных добровольцев, к нам даже из «Общества чёрного дракона» приходили, но и от них толку было мало.

– Но почему? Неужели для таких патриотов есть что-то невозможное.

– Там все беды и были от патриотизма. Понимаешь, в разведчики идут такие отбитые патриоты, что не было никакой возможности даже толком научить их языкам. Даже письменный перевод им едва давался.

– Но зачем обязательно знать язык? Наши разведчики могли маскироваться, например, под купцов или монахов. Раз они не могли скрыть японское происхождение, почему бы им не скрыть связи с японской армией?

– Хорошо думаешь, – заметил адмирал. – В правильном направлении. Если и дальше будешь думать, у тебя появится шанс попасть на обучение к Окаве Сюмэю.