– Обычно – не о чем, – пожал он плечами. – Иногда – о своем, личном.

– Не скучно?

– Скука значит, что все хорошо, – нейтрально ответил он.

– И ведь не поспоришь, – вздохнул я. – А у вас дома телевизор цветной или черно-белый?

– А тебе зачем? – спросил он.

– Дарить не стану, – пообещал я. – Мне товарищ Цвигун запретил.

– Да мне и не надо – цветной купил в мае, – улыбнулся он.

– А до этого черно-белый был?

– Был.

– После перехода на цветное телевидение сны цветные стали?

КГБшник задумался, осознал и вытаращил на меня глаза.

– Феномен! – с улыбкой развел я руками. – У меня уже на три сотни людей статистика есть – в основном премированные совхозники. Все, как один, начав смотреть цветное телевидение, заметили, что сны тоже раскрасились.

– Почему? – спросил он.

– Хрен его знает, – честно признался я. – Академикам потом отнесу, может и разберутся.

– Я думал ты все знаешь, – ухмыльнулся он.

– Даже не близко, – покачал я головой. – И еще один феномен есть, но сначала вопрос – чем запомнилось выступление Никиты Сергеевича в ООН во времена Карибского кризиса?

– Стучал ботинком по трибуне, но ты этот миф в документальном фильме уже развенчал, – ответил дядя Дима.

– А до того как развенчал – так считали почти все, – кивнул я. – И за рубежом точно так же. При этом – ни одного документально подтверждения, кто-то слух бросил и понеслась. Как будто глобальное когнитивное искажение, причем я в архивах нашел ряд интервью, где даже полностью лояльные к СССР очевидцы это подтверждали, полностью игнорируя официальную хронику. Найду еще несколько таких случаев и напишу научно-популярную статью на эту тему. Назову «эффект Хрущева».

Потому что «эффект Манделы» еще не зародился, можно переиначить как мне надо. Сам Мандела сейчас в тюрьме сидит, пострадав за борьбу против апартеида. Поморщился – рано или поздно придется и Африкой заняться, а я туда ни ухом ни рылом в прошлой жизни – так, по верхам. Сложный и очень грустный регион.

Условным стуком постучал в дверь посла, которому по должности положены две комнаты и отдельный санузел, не без ехидного удовольствия послушал панический топот, и Олег Александрович, одетый в сатиновые трусы с ромашками и майку-«алкоголичку» (промо Родиной повеяло!) открыл дверь со словами:

– Что случилось?

– Ничего, Олег Александрович, – покачал я головой.

Дядя Дима весело и незаметно для посла мне подмигнул, оценив комичность ситуации.

– Извините за поздний визит, но я хотел спросить – во сколько у вас тут отбой?

Убрав с лица беспокойство, посол вежливо ответил:

– У нас же не пионерлагерь, Сережа! Кто во сколько хочет, тот так и ложится, – посмотрел на часы. – И вовсе это не «поздний визит» – половина девятого только, все еще бодрствуют.

– А к кому тогда можно обратиться по поводу сбора ребят в зале для приемов? Я в самолете выспался, а делать нечего, – с виноватой улыбкой развел руками. – Пообщался бы, песни хором попел.

Олег Александрович пожевал губами.

– На строго абстрактные темы, без скандалов и увольнений, – пообещал я.

– Мы здесь никакого «барства» не терпим, – на всякий случай уточнил он. – И ребята, хоть и разного возраста, но стараются дружить. Все отчеты педагогического состава регулярно отправляются в Москву согласно недавно принятому регламенту.

– Потому и «абстрактные темы без скандалов и увольнений», – с улыбкой кивнул я.

Грустно – побаиваются меня товарищи. Впрочем, так даже полезнее – расслабляться будут не так сильно.

– Сейчас распоряжусь, – пообещал он. – Через пятнадцать минут все будет готово.

– Спасибо большое, Олег Александрович, – поблагодарил я, и мы отправились обратно – нужно гитару взять.