И презрительно заржала. Понял вас, ребята. Спасибо.

Из секретного поселка мы отправились в Кремлевскую больницу, проведать маму – семья приходила к ней днем, а занятый сын не смог, поэтому нужно компенсировать. Да и хочется – соскучился!

– Привет! – обнял лежащую в той же палате, одетую в халатик маму. – Извини, работа.

– Трудоголик мой! – не обидевшаяся родительница чмокнула в щечку сначала меня, потом Виталину.

– Как дела-то? – опустившись на стул рядом с кроватью, спросил я.

– Скучно, – поморщилась мама. – Токсикоз прошел, но меня все равно теперь до самого конца не выпишут, – пригорюнилась, хитро стрельнув в меня глазками – мол, спроси.

Спросил:

– Почему?

– Потому что экспериментальный секретный аппарат в НИИ инструментов и оборудования показал, что здесь, – с характерной для беременных дам полной любви улыбкой к еще не появившимся на свет человечкам она положила руку на животик. – Бьется три сердечка.

– Охренеть! – восхитился я. – Точно придется еще одну квартиру захватывать!

Вселенная не мелочится!

– Скорее всего – мальчики, – добавила новостей мама.

– Поздравляю! – Виталина расцеловала родительницу в щечки.

– Одного отдадим в спорт, второго – в науку, третьего – в политику, – распределил я будущие семейные активы.

– Куда захотят, туда и пойдут! – одернула меня мама.

– Само собой! – иронично покивал я.

Настроение прямо поднялось, потому что про УЗИ в «инфобомбе» тоже было. Значит – старшие товарищи продолжают работать! Значит, доверие к куче зловещих предсказаний и пожеланиям кое-кого ликвидировать тоже будет иметь место быть – в определенных рамках, разумеется. Кто тут молодец? Сережа молодец!

Посидев с мамой еще полчасика, дождались ключевого вопроса:

– А вы пока не… – и родительница осеклась и покраснела.

– Пока не, – подтвердил я. – Но когда-нибудь обязательно.

Теперь покраснела Виталина. Это почему вообще? Странные они, эти девочки.

Просидев до темноты, были вытолкнуты самой хозяйкой палаты – «завтра в школу с утра, допоздна не засиживайся!» – и отправились домой.

– Пятерых я не хочу, – как только мы остались наедине, безапелляционно заявила Виталина.

– Перебор, да, – покивал я. – Я бы двоих хотел – мальчика и девочку.

– Согласна!

Как только вошли в квартиру, зазвонил телефон.

– Судоплатовы.

– Сережа, здравствуй, – раздался из трубки усталый голос Фурцевой. – Помнишь ты говорил, что не хочешь за границу?

– Просто офигеть как не хочу, Екатерина Алексеевна! – горячо подтвердил я. – Мне на Родине хорошо и спокойно, а там я буду дергаться и высматривать врагов. А еще мне тамошних детей жалко – при капитализме живут, сиречь – с экзистенциальной пустотой и без всякой цели. Это же просто мрак! И как они это выдерживают?

– Я с тобой полностью согласна, Сереженька, – умилилась баба Катя. – И тем важнее показать им правильный путь. Послезавтра вы с Виталиной Петровной отправляетесь в ГДР. Это – наши союзники, социалисты, поэтому не переживай, к капиталистам мы тебя не пошлем.

– Екатерина Алексеевна, простите пожалуйста, могу я немного с ней это обсудить прямо сейчас?

– Конечно, Сережа, – согласилась она подождать.

Прикрыв ладонью трубку, поморщился и признался Виталине:

– Я тебя в Германию брать не хочу – мало ли что.

– «Девятка» обо всем позаботится, – с успокаивающей улыбкой потрепала она меня по волосам. – Не волнуйся, Сережа, мы вернемся целыми и невредимыми. Поездку готовят вторую неделю.

– Сама-то хочешь? – вздохнув, спросил я.

– Хочу! – твердо кивнула Вилка. – Я в ГДР не была, и мне интересно.

– Приказ?

– Все всё понимают, поэтому конечное решение за тобой, – покачала она головой. – Это про меня – тебе ехать обязательно. Оставишь меня здесь – я не обижусь, но на Германию посмотреть мне бы хотелось.