– Никаких.

– И плохих тоже?

– Да.

– Благодарю за это Бога! Но входите же! Вы, должно быть, устали, у вас был такой длинный день!

– Это мой друг, доктор Ватсон. В нескольких моих делах он оказывал мне неоценимую помощь, и счастливая случайность помогла мне заручиться его участием в этих розысках.

– Я очень рад познакомиться с вами, – сказала она, тепло пожимая мне руку. – Я уверена, вы извините, если я не смогу оказать вам должный прием из-за удара, внезапно обрушившегося на нас.

– Сударыня, – сказал я, – мне не привыкать к походной жизни, но и в любом случае в извинениях нет нужды. Если я смогу оказаться полезным вам или моему другу, ничего лучшего я и пожелать не могу.

– А теперь, мистер Шерлок Холмс, – сказала она, когда мы вошли в хорошо освещенную столовую, где на столе был сервирован холодный ужин, – мне очень бы хотелось задать вам один-два простых вопроса, и умоляю вас дать на них простые ответы.

– Разумеется, сударыня.

– Не щадите мои чувства. Я не истерична и не склонна к обморокам. Я только хочу услышать ваше искреннее, абсолютно искреннее мнение.

– Касательно чего?

– В глубине души вы уверены, что Невилл жив?

Шерлока Холмса это вопрос как будто смутил.

– Будьте откровенны! – потребовала она, стоя на каминном коврике и проницательно глядя сверху вниз на моего друга, откинувшегося в плетеном кресле.

– Если откровенно, сударыня, то нет.

– Вы думаете, что он мертв?

– Да.

– Убит?

– Этого я не сказал, но возможно.

– И в какой день он встретил свою смерть?

– В понедельник.

– Тогда, быть может, мистер Холмс, вы будете столь любезны объяснить мне, каким образом я могла сегодня получить от него письмо?

Шерлок Холмс вскочил из кресла, будто гальванизованный.

– Как! – вскричал он.

– Да, сегодня. – Она стояла, улыбаясь, помахивая в воздухе листком бумаги.

– Могу я взглянуть?

– Разумеется.

Он прямо-таки выхватил у нее листок, столь велико было его нетерпение, разгладил его на столе, пододвинул лампу и внимательно его изучал. Я также встал и наклонился над плечом моего друга. Конверт был из грубой бумаги со штемпелем Грейвсендской почты, датированным этим самым днем, или, вернее, вчерашним, так как время заметно перевалило за полночь.

– Малограмотный почерк! – пробормотал Холмс. – Конечно же, он не может принадлежать вашему мужу, сударыня?

– Да. В отличие от записки.

– Мне также ясно, что надписывавший конверт прервался, чтобы справиться об адресе.

– Почему вы так считаете?

– Фамилия, как вы видите, написана абсолютно черными чернилами, которые затем высохли. Все прочие слова имеют сероватый оттенок, из чего следует, что их промокнули. Если бы все слова писались подряд, то после промакивания ни единое не осталось бы совершенно черным. То есть писавший прервался, когда перешел к адресу, из чего следует, что он его не знал. Разумеется, это пустяк, но нет ничего важнее пустяков. А теперь займемся письмом! Ха! В конверт было что-то вложено!

– Да, кольцо. Его перстень с печаткой.

– И вы убеждены, что это почерк вашего мужа?

– Один из его почерков.

– Один из?

– Его почерк, когда он пишет торопливо. Совершенно не похожий на его обычный, но тем не менее я его хорошо знаю.

– «Любимая, не беспокойся. Все завершится хорошо. Допущена досаднейшая ошибка, на исправление которой может потребоваться некоторое время. Будь терпелива. Невилл». Написано карандашом на титульной странице книги форматом в одну восьмую листа. Никаких водяных знаков. Гм! Отправлено сегодня в Грейвсенде человеком с грязным большим пальцем. Ха! И заклеен конверт, если я не слишком ошибаюсь, человеком, жевавшим табак. У вас нет никаких сомнений, сударыня, что это почерк вашего мужа?