Отец вскинул голову и тотчас прибавил ходу. Лодка рванулась и понеслась, прыгая и громко шлепая по воде. Роберт мигом оправился от страха, а Майкл испуганно и восторженно взвизгнул и прижался к маминым ногам, глядя, как мимо самого его носа летят быстрые струи.

Сбавив скорость, отец круто развернул лодку, и они скользнули в узкий отводной канал, к древнему полуразрушенному каменному причалу, от которого пахло крабами. Лодка ткнулась носом в причал так сильно, что всех швырнуло вперед, но никто не ушибся, а отец уже смотрел, обернувшись, не осталось ли на воде борозды, которая может выдать, где они укрылись. По глади канала разбегались длинные волны; облизав камень, они отступали, перехватывая набегающие сзади, все смешалось в игре солнечных бликов, потом рябь исчезла.

Папа прислушался. Они все прислушались.

Дыхание отца гулко отдавалось под навесом, будто удары кулака о холодные, влажные камни причала. Мамины кошачьи глаза глядели в полутьме на папу, допытываясь, что теперь будет.

Отец глубоко, с облегчением, вздохнул и рассмеялся сам над собой:

– Это же наша ракета! Что-то я становлюсь пугливым. Конечно, ракета.

– А что это было, пап, – спросил Майкл, – что это было?

– Просто мы взорвали нашу ракету, вот и все. – Тимоти старался говорить буднично. – Что ли не слыхал, как ракеты взрывают? Вот и нашу тоже…

– А зачем мы нашу ракету взорвали? – не унимался Майкл. – Зачем, пап?

– Так полагается по игре, дурачок! – ответил Тимоти.

– По игре?! – Майкл и Роберт очень любили это слово.

– Папа сделал так, чтобы она взорвалась и никто не узнал, где мы сели и куда подевались! Если кто захочет нас искать, понятно?

– Ух ты, тайна!

– Собственной ракеты испугался, – признался отец маме. – Нервы! Смешно даже подумать, будто здесь могут появиться другие ракеты. Разве что еще одна прилетит, если Эдвардс с женой сумеют добраться.

Он снова поднес к уху маленький приемник. Через две минуты рука его упала, словно тряпичная.

– Все, конец, – сказал он маме. – Только что прекратила работу станция на атомном луче. Другие станции Земли давно молчат. В последние годы их всего-то было две-три. Теперь в эфире мертвая тишина. Видно, надолго.

– На сколько? – спросил Роберт.

– Может быть… может быть, ваши правнуки снова услышат радио, – ответил отец. Он сидел понурившись, и детям передалось то, что он чувствовал: смирение, отчаяние, покорность.

Потом он опять вывел лодку на главный канал, и они продолжали путь.

Вечерело. Солнце уже склонилось к горизонту; впереди простирались чередой мертвые города.

Отец говорил с сыновьями ласковым, ровным голосом. Прежде он часто бывал сух, замкнут, неприступен, теперь же – они это чувствовали – папа будто гладил их по голове своими словами.

– Майкл, выбирай город.

– Что, папа?

– Выбирай город, сынок. Любой город, какой тут нам подвернется.

– Ладно, – сказал Майкл. – А как выбирать?

– Какой тебе больше нравится. И ты, Роберт, и Тим тоже. Выбирайте себе город по вкусу.

– Я хочу такой город, чтобы в нем были марсиане, – сказал Майкл.

– Будут марсиане, – ответил отец. – Обещаю. – Его губы обращались к сыновьям, но глаза смотрели на маму.

За двадцать минут они миновали шесть городов. Отец больше не поминал про взрывы; теперь для него как будто важнее всего на свете было веселить сыновей, чтобы им стало радостно.

Майклу понравился первый же город, но его отвергли, решив, что поспешные решения – не самые лучшие. Второй город никому не приглянулся. Его построили земляне, и деревянные стены домов уже превратились в труху. Третий город пришелся по душе Тимоти тем, что он был большой. Четвертый и пятый всем показались слишком маленькими, зато шестой у всех, даже у мамы, вызвал восторженные крики: «Ух ты!», «Блеск!», «Вот это да!».