Долгий гудок. Кто-то на том конце провода взял трубку.

Женский голос сказал:

– Алло?

– Если это запись, – отчеканил Уолтер Грипп, – я приеду и взорву к чертям ваше заведение.

– Это не запись, – ответил женский голос. – Алло! Алло, неужели тут есть живой человек! Где вы?

Она радостно взвизгнула.

Уолтер чуть не упал со стула.

– Алло!.. – Он вскочил на ноги, сверкая глазами. – Боже мой, какое счастье, как вас звать?

– Женевьева Селзор! – Она плакала в трубку. – О господи, я так рада, что слышу ваш голос, кто бы вы ни были!

– Я Уолтер Грипп!

– Уолтер, здравствуйте, Уолтер!

– Здравствуйте, Женевьева!

– Уолтер. Какое чудесное имя! Уолтер, Уолтер!

– Спасибо.

– Но где же вы, Уолтер?

Какой милый, ласковый, нежный голос… Он прижал трубку поплотнее к уху, чтобы она могла шептать ласковые слова. У него подкашивались ноги. Горели щеки.

– Я в Мерлин-Вилледж, – сказал он. – Я…

Зззз.

– Алло? – оторопел он.

Зззз.

Он постучал по рычагу. Ничего. Где-то ветер свалил столб. Женевьева Селзор пропала так же внезапно, как появилась. Он набрал номер, но аппарат был нем.

– Ничего, теперь я знаю, где она.

Он выбежал из дома. В лучах восходящего солнца он задним ходом вывел из чужого гаража спортивную машину, загрузил заднее сиденье взятыми в доме продуктами и со скоростью восемьдесят миль в час помчался по шоссе в Нью-Техас-Сити.

«Тысяча миль, – подумал он. – Терпи, Женевьева Селзор, я не заставлю тебя долго ждать!»

Выезжая из города, он лихо сигналил на каждом углу.

На закате, после дня немыслимой гонки, он свернул к обочине, сбросил тесные ботинки, вытянулся на сиденье и надвинул свою роскошную шляпу на утомленные глаза. Его дыхание стало медленным, ровным. В сумраке над ним летел ветер, ласково сияли звезды. Кругом высились древние-древние марсианские горы. Свет звезд мерцал на шпилях марсианского городка, который шахматными фигурками прилепился к голубым склонам.

Он лежал, витая где-то между сном и явью. Он шептал: «Женевьева». Потом тихо запел: «О Женевьева, дорогая, – пускай бежит за годом год. Но, дорогая Женевьева…» На душе было тепло. В ушах звучал ее тихий, нежный, ровный голос: «Алло, о, алло, Уолтер? Это не запись. Где ты, Уолтер, где ты?»

Он вздохнул, протянул руку навстречу лунному свету – прикоснуться к ней. Ветер развевал длинные черные волосы, чудные волосы. А губы – как красные мятные лепешки. И щеки, как только что срезанные влажные розы. И тело, будто легкий светлый туман, а мягкий, ровный, нежный голос напевает ему слова старинной печальной песенки:

«О Женевьева, дорогая, – пускай бежит за годом год…»

Он уснул.

Он добрался до Нью-Техас-Сити в полночь.

Остановил машину перед косметическим салоном «Делюкс» и лихо гикнул.

Вот сейчас она выбежит в облаке духов, вся лучась смехом.

Ничего подобного не произошло.

– Уснула. – Он пошел к двери. – Я уже тут! – крикнул он. – Алло, Женевьева!

Безмолвный город был озарен двоящимся светом лун. Где-то ветер хлопал брезентовым навесом.

Он распахнул стеклянную дверь и вошел.

– Эгей! – Он смущенно рассмеялся. – Не прячься! Я знаю, что ты здесь!

Он обыскал все кабинки.

Нашел на полу крохотный платок. Запах был такой дивный, что его зашатало.

– Женевьева… – произнес он.

Он погнал машину по пустым улицам, но никого не увидел.

– Если ты вздумала подшутить…

Он сбавил ход.

– Постой-ка, нас же разъединили. Может, она поехала в Мерлин-Вилледж, пока я ехал сюда?! Свернула, наверно, на древнюю Морскую дорогу, и мы разминулись днем. Откуда ей было знать, что я приеду сюда? Я же ей не сказал. Когда телефон замолчал, она так перепугалась, что бросилась в Мерлин-Вилледж искать меня! А я здесь торчу, силы небесные, какой же