«Раздались два глухих выстрела, точно от хлопушки, – рассказывал Коковцов. – Я сразу не сообразил, в чем дело…»

«Мы услышали крики и треск, – вспоминал начальник Киевского охранного отделения подполковник Николай Николаевич Кулябко. – Первое впечатление, что рухнул театр от перегрузки. Под этим впечатлением я бросился в зрительный зал».

Быстрее Кулябко в зал вбежал полковник Александр Иванович Спиридович. Он прямо по стульям добрался до царской ложи и выхватил саблю из ножен.

Только генерал-лейтенант Павел Григорьевич Курлов, командир корпуса жандармов и заместитель Столыпина по Министерству внутренних дел, сразу понял, что это за звук: «Раздался выстрел из браунинга, столь характерный по своему звуку. Я бросился в зал, встретив у прохода какого-то офицера, который выбежал с обнаженной шашкой, крича, что убили Столыпина. Проникнуть в зал не мог, так как в проходе публика избивала какого-то человека. Издали я видел опускавшегося на кресло Столыпина и стоявшего около царской ложи с обнаженной саблей полковника Спиридовича».

«Петр Аркадьевич как будто не сразу понял, что случилось, – вспоминал киевский губернатор Гире. – Он наклонил голову и посмотрел на свой белый сюртук, который с правой стороны под грудной клеткой уже заливался кровью. Медленными и уверенными движениями он положил на барьер фуражку и перчатки, расстегнул сюртук и, увидя жилет, густо пропитанный кровью, махнул рукой, как будто желая сказать: "Все кончено!"»

Петр Аркадьевич сделал несколько шагов. «Я ранен», – сказал он. Он стал бледнеть и опустился в кресло.

«Раздались крики о помощи, – вспоминал Коковцов. – Я побежал к Столыпину. Все окружающие помогли ему сесть. Поднялась страшная суматоха. Столыпина понесли на кресле к проходу…»

Командиру эскадрона жандармов генерал Курлов приказал очистить проезд от публики и выделить один взвод, чтобы сопровождать карету скорой медицинской помощи, вызванную для Столыпина. Когда главу правительства укладывали в карету, он уже был в беспамятстве.

«Спектакль, конечно, прекратился, – рассказывал военный министр Сухомлинов, – и Столыпина отвезли в хирургическую больницу. Я выходил в тот же подъезд, в котором ждал экипажа Петр Аркадьевич, и по той луже крови, которую я видел, можно было судить, как много он ее потерял».

«Зал моментально заполнился публикой, – вспоминал Коковцов. – Государь и вся царская семья появились в ложе. Взвился занавес, раздались звуки гимна, исполненного всею театральною труппою. Громовым «ура!» встретила растерявшаяся публика конец гимна. Государь, бледный и взволнованный, стоял один у самого края ложи и кланялся публике. Затем быстро начался разъезд. Я узнал, что царская семья выехала благополучно, Столыпин отвезен в клинику доктора Маковского, а преступник задержан и подвергается уже допросу в одном из нижних помещений театра».

Возле клиники собралась огромная толпа. Приехал министр финансов Коковцов. Как заместитель Столыпина он автоматически вступил в права председателя Совета министров. Он приказал губернатору удалить из лечебницы всю публику, поставить полицейскую охрану снаружи и внутри.

«Врачи были в сборе, – вспоминал Коковцов, – тотчас приступили к осмотру раненого и заявили, что пуля нащупывается близко к поверхности и к вынутию ее будет приступлено не позже следующего утра. Столыпин был в полном сознании, видимо, сильно страдал, но удерживал стоны и казался бодрым…»

Один из врачей сказал Коковцову, что, похоже, пуля пробила печень и дело плохо…

На следующий день в полдень было назначено молебствие в Михайловском соборе об исцелении Петра Аркадьевича. Никто из царской семьи не приехал, и даже из ближайшей свиты государя никто не явился.