Отец Надежды закивал.

– У вас дача есть? – спросил.

– Дача? – удивился вопросу Самсон. – Была, под Васильковом… Даже не знаю, что там теперь!

– Давно не ездили?

У Самсона сжалось сердце. С ужасом он подумал, что о летнем семейном гнезде, каковым являлась на протяжении сладких годов его детства их дача, он уже года два не вспоминал! Да и от отца о ней не слышал после того, как вдвоем они остались. Припомнилась тут долгая дорога туда конным экипажем, папины списки необходимых на летнее переселение вещей, галочки напротив каждого упакованного предмета. Господи, неужели вроде бы такое недалекое прошлое может казаться таким далеким, словно вычитанным из книг, а не своим собственным?

– Давно, – Самсон кивнул.

– Что-то вы погрустнели, молодой человек, – Трофим Сигизмундович участливо заглянул в лицо гостя. – Или разграбили ее, вашу дачу?

– Даже не знаю, что там, – признался Самсон и услышал в собственном голосе словно слезы о прошлом.

– Ничего, как все успокоится, поедете, посмотрите! Океан вот может месяцами штормить, а потом все равно наступает штиль, мертвую рыбу на берег выбрасывает, природа очищается и отдыхает.

Самсон ухмыльнулся. Мама Надежды внесла чайник, стала накрывать на стол. В коридоре застучали о деревянный пол каблучки, и в комнату заглянула Надежда в каракулевом полушубке и с теплым платком на голове.

– Гости? – изумилась она, блеснув глазками на Самсона. – Если б я знала, я бы раньше прибежала!

– Да я без предупреждения, – стал оправдываться Самсон. – Хотел новостью поделиться!

– Какой новостью? – Она сняла платок, повесила его аккуратно на спинку стула, расстегнула полушубок, присела.

– На службу определился, – сообщил парень.

– Не может быть! – всплеснула ручками девушка. – И куда?

– В милицию, Лыбедской участок.

– О! Так это у вас там рядом, на Тарасовской! И ходить на службу далеко не надо! – она улыбнулась.

– На Тарасовской? – повторил отец Надежды. Обернулся к жене, уже наполнявшей чашки чаем. – А помнишь, мы туда к Савельевым в гости ходили?

– Не к Савельевым, а к Трушкиным, – поправила жена. – Савельевы на Назарьевской жили, а Трушкины возле Мариинского приюта, на Паньковской.

– Ах да! – закивал глава семейства. – Все-то я перепутываю!

С пледом на спине перекочевал Трофим Сигизмундович за стол. Все расселись дружным кругом.

Самсон, видя, что к чаю ничего не предложено, ощутил легкий голод. Но тут зашумело что-то в его голове. Словно птица, хлопая крыльями, попыталась через оголенную ушную раковину и через повязку внутрь, в голову влететь. Закрыл он правый висок ладонью, вызвав на себя вопросительные взгляды и отца, и матери Надежды.

– Рана не зажила еще? – участливо спросил Трофим Сигизмундович.

– Иногда побаливает, – ответил Самсон, опуская руку и чувствуя неловкость.

А тут опять шум услышал и как бы оглянулся, в поисках того, кто этот шум производил. И опять поймал на себе смущенный от любопытства взгляд хозяйки.

И на фоне этого непонятного шума прозвучали громко, словно не рядом, а прямо внутри его головы два выстрела, отчего он вскочил и почему-то к окну бросился. Выглянул на улицу с высоты второго этажа, не видя на ней никакого движения и вообще никого.

– Вы слышали? – спросил Самсон, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Что слышали? – уточнил отец.

– Выстрелы!

– Не было, – ответила Надежда обеспокоенно. – Я не слышала.

В голове Самсона продолжали нагромождаться шумы, тяжело сдвинулась рядом мебель с протяжным скрипом по деревянному полу. Он уже начал догадываться, откуда все это слышит. И от этого стало ему страшно, страшно и неудобно перед семьей Надежды.