- Такими темпами скоро мужчины Андолора все до одного превратятся в изнеженных девиц. Теперь все отдано на откуп механике, вот в прежние времена… – Он вдруг привычным движением оседлал прислоненные к шалашу самые обычные на вид грабли и торжественно пообещал: – Но ничего, уж я-то тебя обучу всему, что пристало знать и уметь истинному аристократу! Моих неблагодарных сыновей перекосит от злости. Эти идиоты осмелились намекнуть, будто я тронулся умом! Притащили в дом лекаришку-шарлатана, имевшего наглость заявить, будто я поражен наследственным недугом. Да таких пустомель я раньше каждые выходные вдоль королевского тракта развешивал, словно бусы. Этот мошенник напрописывал дрянных пилюлек и велел не давать мне вина, мол, я от него слишком возбуждаюсь. Пилюли я скормил конюшенному псу. Тот, как и следовало ожидать, сдох. Если таким примитивным приемом сыновья планировали от меня избавиться, то сильно просчитались. Не терпится неблагодарным поскорее прибрать к рукам моё состояние и власть. Ну да перебьются. Я твою мать, будь уверен, единственную любил, – неожиданно сменил тему своего монолога ундер. - Жаль, не женился. Но, пережив пятерых жен, стал опасаться. А вдруг и вправду люди говорят, будто мужчины рода Уркайских прокляты и все их законные жены обречены на раннюю смерть. Хотя вот твоя мать и без венчального обряда упокоилась. Так что про проклятие – брехня. Просто судьба у меня такая, одинокая. Вот ты как думаешь, сколько мне лет?

Согласно мнению психологов, человек - существо в высшей степени адаптивное. Он довольно быстро привыкает к большинству неблагоприятных факторов, с той или иной мерой успешности начиная приспосабливать их под себя. Как невозможно постоянно бояться, так невозможно и постоянно испытывать удивление. Рано или поздно способность реагировать с повышенной интенсивностью притупляется и наступает спасительное бесчувствие. Вот и я, видимо, почти достигла такого состояния, когда любые чудеса кажутся чем-то вполне себе заурядным, а противоречащие всякому здравому смыслу поведение – лишь самую каплю эксцентричным.

Не вполне понимая, чего ожидать от странных действий нового знакомого, а в основном скорее из-за любопытства, я послушно перебросила ногу через вторые грабли…

То, что мы никуда на таких «лошадях» не поскачем, сомнений не вызывало, однако чтобы окончательно убедиться в прогрессирующем безумии старика, я решила не противиться и посмотреть, что будет дальше.

Кое-как прикрутив к утыканной деревянными зубцами перекладине свою поклажу, я честно ответили на вопрос о возрасте:

- Девяносто.

Старик расплылся в довольной улыбке.

- Да ты, меньшой, как я погляжу, льстец. Очень хорошо. Весьма дальновидно, главное не перестараться. Мне сто восемьдесят девять лет. И я хочу тебе сказать, что мой дед прожил двести! Правда, последние пять лет он был явно не в себе. Воображал себя цаплей. Спал, исключительно стоя на одной ноге и требовал, чтобы на все трапезы ему подавали свежевыловленных лягушек. Умер трагично. Решил в один из дней подремать на болоте. Упал во сне и захлебнулся. Но главное, что до самого последнего дня он был совершенно здоров и полон сил! А вот мой отец прожил сто девяносто пять. В молодости слыл тираном, похлеще Рутольфина Змееголового. Отличался непомерным аппетитом по части баб. Большого государственного ума был человек. Сколько его помню, все твердил: «Не доверяй никому, Вирцейг. Хороший враг – мертвый враг. Лучше повесить невиновного, чем не повесить виновного. Но худшие из всех – заговорщики. Всякий, кто дурным глазом косит в сторону монаршего престола, должен быть уничтожен. Да, так он и говорил. Тоже, к сожалению, свихнулся. Возомнил себя мессией и потребовал помазать его на царство. Он хоть был и безумец, но с большим весом среди знати, так что пришлось мне последовать его собственному совету… и этого… того… - Старик провел ребром ладони по горлу, с философским выражением лица давая понять о незавидной участи своего родителя.