– Чего тебе, Тимош?

– Сдается мне, пане ротмистр, что должны были мы уже выйти к речке.

– А ты припомни, когда мы с тобою последний раз бывали в этих краях… То-то! Те пути, Тимош, что в молодые годы короткими кажутся, в старости удлиняются еще так… Давай теперь разбираться, старый, верный слуга…

– Осмелюсь напомнить, пане ротмистр, что, с Бакаева шляху свернувши, взяли мы влево.

– Точно, влево. Понятно, что войско царевича Деметриуса прошло Бакаевым шляхом, но кто мог знать, не замкнула ли снова в его тылу шлях московская застава? Русские пограничники – ребята лихие… Наш же отряд слишком мал, к настоящему бою негоден.

Тимош крякнул, сдвинул шапку на лоб, поскреб бритый затылок. Жест этот означал, что решение хозяина он не одобряет, но и возражать вслух не считает нужным. А сейчас, напротив, поищет довод в пользу не понравившейся ему господской мысли… Пан Ганнибал усмехнулся: вот именно поэтому Тимош, человек неглупый, не робкого десятка и, в принципе, везучий (жив ведь до сих пор!), так и не выбился за всю свою жизнь из оруженосцев. Тут Тимош, глядя в сторону, заявил:

– Ну, казаков уж точно было не удержать, захотелось парням пограбить… Ведь свернули на проселок, пробитый на две колеи, а не на звериную тропу.

– Ладно, грабеж грабежом, а с убийствами надо будет еще разобраться, – нахмурился пан Ганнибал. Пусть и другим перенесет, что безобразия не сойдут им с рук. Послушнее будут. – Но не прежде, чем окажемся в стане царевича. Важнее, что свернули мы на юг, а с хутора дорога шла на восток. На первой же развилке надо брать вправо. А к Сейму выйдем в любом случае.

– Люди перетерпят, пане ротмистр. А вот кони не напоены. Не пивом же было их поить? – с вызовом, будто именно его хозяин был виноват в этом обстоятельстве, спросил Тимош.

Пан Ганнибал спрятал ухмылку в усы. Он мог бы рассказать о гусаре, который вот именно и поил своего коня пивом, а при случае так даже дорогущим фряжским вином. И как тот же чудак приучил бедное животное и трубку курить, что особенную сенсацию производило в рядах неприятеля. Однако он не стал об этом рассказывать. Во-первых, не дело шляхтича развлекать своего слугу. Во-вторых, если ему вспомнилась эта забавная история, то она известна, разумеется, и его тени – оруженосцу.

– Пане ротмистр, вопрос к тебе имею от казацкого сотоварищества! – Это опять Мамат чем-то недоволен. – Почему этот дурень Федко не желает дуванить селянских лошадей и телегу? Когда ты отдал ему этот приказ? Что это за шуры-муры за спинами вольного рыцарства?

Из-за спины казака выглянул бледный Федко: казалось бы, невозможно еще более вытаращить глаза, но ему это удалось. Схватился за крест на шее и просипел:

– При чем тут, пан ротмистр, вельмишановное рыцарство? Да меня убили бы на месте те, кому достались бы только домотканые штаны или горшок!

– О! Надо же! – улыбнулся пан Ганнибал. – Пан Федко рассудил очень здраво! Я также предполагал пока телегу и лошадей оставить за отрядом… Как это в юриспруденции называется, отец Игнаций?

– В совместной собственности, пане ротмистр, – не замедлил с ответом иезуит.

– Вот-вот… А как придем в лагерь, там продадим, а деньги честно на всех поделим, как поделили казну того монашка-схизматика. Пока же предлагаю передать двух не запряженных лошадок пешим вашим товарищам, немцам. Пока в стан московского царевича не придем, то бишь не насовсем, а как это, отец Игнаций?

– Во временную собственность, сиятельный пане ротмистр.

– Вот-вот… Уж не знаю, почему не обзавелись они до сих пор конями и седлами, да только в таком опасном походе ждать, пока немцы за нами пешком тянутся, нам не приходится. Хотят – пусть едут охлюпкой, а хотят – пусть мушкеты свои и снаряжение навьючат, а сами бегут, как прежде, за чужое стремя держась. А на общую телегу всем остальным сложить поклажу, которая во внезапном бою (не дай нам того Бог!) помешать может. Править же телегой попросить по-прежнему пана Федка, с тем чтобы к задней грядке привязал оседланного коня своего. Любо ли вам такое мое предложение, панове запорожское рыцарство, панове честные немцы, и вы, славные мещане города Самбора?